«Не убивайте чудо!» и другие рассказы

Увидел Марк, как люди деньги в кружечку рядом с иконой кладут – в благодарность. Кто чуть-чуть. Кто больше. А какой-то толстый мужик в перстнях такую пачку банкнот из барсетки достал, какую наш вор только в кино видел.

«Видно, крепко приперло мужика», – ухмыльнулся он.

И взыграло в нем неукротимое жульническое вдохновение, которое, оказалось, никуда не делось, а лишь притаилось до времени. И вскоре исчез из этого храма дворник и любитель литературы Марк. А в соседнем городе примерно в это же время объявился «афонский блаженненький иночек Алешенька».

Вы, наверное, уже поняли, кто был этот блаженненький. Свой новый образ Филолог сотворил одновременно из Алеши Карамазова (отсюда и имя) и князя Мышкина Достоевского. Здраво рассудив, что микс из сугубо положительного, бескорыстного монашка и трагического, никем не понятого «идиота» вызывает особое доверие у православного народа.

Старый подрясник и скуфейку он «подрезал» еще в храме у отца Евгения. Ими все равно давно никто не пользовался. Объявился он не просто, а с «чудотворной» иконой Богородицы. Нет, конечно, не с той. Украсть ее у Марка все же духу не хватило. А с обычной – купленной по пути в какой-то церковной лавке.

Инок Алешенька (будем теперь его так называть) приходил в храмы (старался не во время службы, чтобы не нарваться на священников) и сразу же направлялся к бабулям из свечных лавок. Он еще у отца Евгения понял, кто в церквях «рулит». И рассказывал им леденящую кровь историю (а подобных историй он в больших количествах наслушался еще в храме у отца Евгения от тех же старушек) о том, что афонские старцы благословили его на нечеловеческий подвиг: идти пешим и без копейки в кармане по землям русским и украинским и осчастливливать православный люд прикосновением к великой и чудотворной святыне.

«Ибо предсказывают эти тайные старцы времена грозные, последние. Войны и потрясения. Холод и голод. И даже финансовый кризис. И только Она, Божья Матерь, может всех нас спасти!» – тихим трагическим голосом изрекал Алешенька. И для убедительности потрясал над головой своей иконой. И доверительно добавлял: «А также Богородица эта может решить любую вашу бытовую проблему. Чему я не раз сам был свидетелем, путешествуя с ней по городам и весям».

Что уж греха таить, падки мы, православные, на всяческие чудеса, знамения и пророчества. Бабульки принимали Алешеньку ласково. Спешили накормить-напоить. Хотели и спать уложить, но он отказывался: «Ускорился времени бег! Близок конец. Надо успеть по всей Руси пройти!»

Тут же передавалось по «сарафанному радио», что «по великой милости Божией спустилось к нам, грешным, с афонских небес счастье! И вообще, старцы говорят…».

Спешили доверчивые люди приобщиться к неземному. Целовали икону, молили Богородицу отсрочить последние времена, а также помочь в более насущном – зарплату повысить, машину купить, дочку замуж выдать.

И, благодарные, растроганные, совали Алешеньке деньги. «Спаси Господи! Спаси Господи! – скромно говорил он, как бы даже отказываясь. – Сам-то я сугубый бессребреник, так благословили, но разве что сирым и убогим раздать…»

Иногда об этом узнавали настоятели. И, как люди опытные, гнали афонского инока взашей. На это он с чувством оскорбленного достоинства отвечал: «А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших; истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому». И удалялся.

«Да что он понимает, этот настоятель, если сами старцы говорят», – в ужасе трепетали бабульки (и не только бабульки) и спешили догнать Алешеньку, чтобы в последний раз приложиться к спасительной иконе и сунуть гонимому монашку пирожок или копеечку.

«Зарабатывал» Алешенька неплохо. А в отдельные дни вообще отлично. И иногда позволял себе кутнуть. Однажды, крепко выпив в ресторане, он решил осчастливить соседний стол, где гуляла шумная и веселая компания.

– Плачу за все! – сказал он вальяжно, пошатываясь. Для убедительности взмахнул веером купюр – в одном фильме подглядел. И потащил танцевать какую-то девицу из той компании.

Очнулся Марк (теперь пусть уж будет собой) через неделю в больнице. Без денег, документов и с ножевым ранением в живот. Врачи сказали – смертельным. Видимо, ребята из той веселой компании постарались. А может, и кто другой. Он вспомнить не мог.

– Родные кто есть? – спросили Марка.

– Родные? – переспросил он. И задумался. – Есть. Отец Евгений…

На следующий день отец Евгений уже сидел у постели умирающего Марка. А тот еле слышным голосом рассказывал ему про свои похождения. Батюшка только охал и все повторял: «Да как же ты мог, как посмел? Эх ты, Маркуша-чудотворец!»

А Марк плакал. Он не хотел умирать.

Из домика на окраине, который он за копейки снимал в том городке, отец Евгений принес его вещи. Да и вещей-то там было – старый подрясник со скуфейкой и та икона Богородицы.

– Вот! Проси у Нее прощения! – сказал батюшка. – И молись, чтобы спасла тебя, идиота!

– Так она ж не чудотворная! – удивился Марк.