А потом все уселись под навесами, расставленными вокруг огромного костра, светившего так ярко, что глаза не сразу привыкали к нему. Татьяр вынесли еду на всех: можно было больше не беречь запасы, ведь скоро еды станет вдоволь. В глиняных мисках своего часа ждали закопченная на огне рыба из озера, поджаренные грибы и коренья, свежие ягоды и фрукты и даже остатки мяса, пусть и довольно скудные. Из рук в руки стали передавать чашу с настоем из забродивших ягод, от которого слегка мутилось в голове, зато душа полнилась радостью. Финвэ раньше не пил его много, но теперь сделал большой глоток из чаши, а затем еще и еще. Движения потеряли прежнюю ловкость, зато по всему телу разлились легкость и веселье. И он снова танцевал, сперва с Нинкви — собирательницей меда, потом с Инис и еще с кем-то и снова с Инис. Он прыгал через костер, играл на новой флейте и рассказывал всем, как ждет начала охоты и что ни в коем случае не подведет отца. Родители и Имин смотрели на это благосклонно, и никто не мешал ему пить и дурачиться.
Финвэ уже изрядно опьянел, когда явился Энель с сыновьями, и старший из них, Эльвэ, принялся подшучивать, но его проделки тоже были незлыми. Эльвэ то и дело просил Финвэ пройти прямо по положенному на земле прутику и смеялся, когда тому не удавалось. И Финвэ мог измыслить лишь один способ унять его: тоже напоить. Именно этим он и занялся.
========== II. Охота ==========
Финвэ плохо помнил, что происходило в конце праздника, потому что его необоримо потянуло в сон, а проснулся он, когда звезды уже переменились. Болела голова и ужасно хотелось пить, но около лежанки из шкур, где он спал, стоял кувшин с кислым травяным отваром. Финвэ, не вставая, схватил его и принялся жадно пить, проливая часть на рубашку и размывая и так смазавшиеся узоры на лице и шее. Но от питья скоро стало легче, и сын Таты, уже не страдая, отправился приводить себя в порядок.
Он успел как раз вовремя, когда родители уже собирались искать его. Вооружившись копьем и пращой, Финвэ поспешил к собравшимся у границы поселения охотникам и весело всех приветствовал. В душе шевельнулись чувство стыда и опасение, что он слишком начудил на празднике, но никто из взрослых не выразил недовольства — а значит, все обошлось.
— Первая охота — очень важное дело! — заверил его Эльвэ и указал на Ольвэ, который неуверенно жался за его спиной. — Смотри-ка, мой брат нынче тоже убьет свою первую дичь. Уверен, вы оба будете молодцы.
— Удачи тебе, Ольвэ, — улыбнулся Финвэ. Он не стал говорить, что вообще-то уже охотился, только не с отцом, а с теми, кто не ходит в лес так далеко, и разве что это Время Оленей для него первое. Но смущать и без того взволнованного Ольвэ явно не стоило. Эльвэ и так всеми силами пытался его приободрить и почти преуспел.
— Слушайте меня, квенди! Слушайте меня, миньяр, татьяр и нельяр! — зычным голосом воскликнул Тата, и все, кто говорил, разом умолкли. — Начинается Время Оленей. Мы отправимся в лес и добудем там мяса, шкур и рогов, чтобы утолить голод, сшить одежды и обустроить наши жилища.
Охотники дружно закричали, поднимая над головами луки и копья. А когда настала тишина, Тата продолжил:
— Спустя среднюю перемену звезд мы снова соберемся здесь, будем пировать и чествовать того, кто принесет больше всех оленей. Пусть дичь не укроется от вас, пусть рука ваша не дрогнет, а злые твари обойдут вас стороной. Доброй охоты, друзья!
На этот раз квенди закричали еще громче, а в поселении кто-то принялся бить в барабаны, провожая сородичей. Охотники же тем временем разбились на небольшие группы и отправились прочь, вскоре исчезнув в лесной тени.
Тата никуда не торопился. Он подозвал к себе жену и сына, а еще Атмо и Эктеля — следопытов и охотников, опытных, но все же не таких умелых, как Тата и Татье. Их задача заключалась в том, чтобы помогать бить зверя, а потом тащить туши. И наконец, помахав рукой остающимся в деревне квенди, Тата уверенно пошел к лесу, и Финвэ, как и прочие, следовал за ним. Нетерпение переполняло его, пьянило сильнее забродивших ягод, и он, казалось, не шел, а летел над землей, едва касаясь травы и палой листвы. Он то и дело проверял остроту копья и вынимал из мешочка на поясе заранее припасенные камни, чтобы удостовериться, что, когда понадобится заряжать пращу, сможет сделать это достаточно быстро. От этого его волнение не унималось, а только усиливалось, но оно было приятным — таким, от которого кровь быстрее течет по жилам, а в сердце сами собой рождаются песни.
Финвэ шагал рядом с отцом, не отставая и надеясь заметить следы раньше, чем он. Краем глаза он замечал, что мать отчего-то не очень спешит и лицо у нее такое же настороженное и задумчивое, как перед праздником.
— Неспокойно мне, — призналась Татье после долгого молчания, когда они отошли уже на несколько тысяч шагов от поселения. — Отозвать бы всех охотников и переждать дома, но ты ведь не послушаешь.