Не убоюсь я зла

— Меня не остановит даже это. Я бы выбрал именно такую смерть. Поскольку мое генетическое наследие не оставляет мне надежды на порок сердца, я здорово надеялся на рак. Но крушение самолета — еще лучше. Что угодно, только не долгое, медленное и мучительное умирание.

— Вы тыкаете меня носом в ошибку, которую я когда-то сделала, сэр. Вы мне дадите закончить мысль? Как-то раз вы отметили, что вам по статистике жить еще лет десять-двенадцать, в то время как у меня есть еще по крайней мере полвека. Это неверно, Джейк. Продолжительность моей жизни — нуль.

— Юнис, что за чушь вы несете?

— Это правда. Правда, которую вы для удобства забыли… но которую я помню каждую драгоценную секунду. Мой мозг пересажен в новое тело. Это уникальная операция. По ней еще нет статистики. Никто не знает, сколько я проживу, никто не может даже гадать. Поэтому я живу каждый замечательный день, помня о том, что он может быть последним. Джейк, мой любимый господин, я вовсе не паникую — я счастлива. Когда я была маленьким мальчиком, мама научила меня одной молитве. Вот ее слова: «Сейчас я ложусь спать, Боже, прошу тебя душу мою охранять. Если умру во сне, Боже, прошу тебя взять мою душу к себе». Вот такая молитва, Джейк. Почти девяносто лет я не вспоминала ее, но теперь читаю ее перед сном… и счастливо засыпаю, не волнуясь о завтрашнем дне.

(— Близняшка, вы лживая сучка! Единственная ваша молитва — это «мани хум».

— Это то же самое, кошечка. Молитва значит все, что вы желаете сказать.)

— Джоанна Юнис, когда-то вы говорили мне, что не религиозны. Почему же вы тогда читаете эту детскую молитву?

— Насколько я помню, я говорила, что была агностиком… до тех пор, пока не побывала на том свете. Я по-прежнему агностик — это значит, что у меня нет определенных ответов на определенные вопросы, но теперь я счастливый агностик: в глубине своего сердца я чувствую, что мир имеет смысл, что он добрый и что мое существование имеет цель, даже если я не знаю, что это за цель. Что касается молитвы, то ее значение определяется тем, какой смысл вы хотите вложить в нее; это внутренний ритуал. Эта же молитва означает добрую волю жить так, как жила бы Юнис: спокойно, счастливо, не думая о том, что будет завтра, будь то хоть смерть. Джейк, вы сказали, что вас беспокоит этот болван Паркинсон.

— Да, немного. Как юрист, я не вижу, с какой стороны он смог бы снова взяться за дело. Но как стряпчий по темным делам, я знаю, что даже Верховный суд состоит из людей, а не из ангелов. Юнис, в том суде пять честных людей… а у остальных четверых я не стал бы покупать подержанную машину. Но один из честных — очень стар. Ну ладно, поживем — увидим.

— Что ж, посмотрим, что будет, Джейк. Но не беспокойтесь о Паркинсоне. Самое худшее, что он может сделать, это отнять мои деньги. А мне это безразлично: я теперь знаю, что если денег больше, чем требуется для оплаты текущих счетов, то они становятся обузой. Джейк, у меня запрятано по закуткам достаточно денег, о которых даже вы не знаете. Так что ужиматься мне не придется. Никакой Паркинсон не сможет наложить на них лапу. Парки для меня больше не существует, да и вам лучше забыть о нем. Он ограничен своим собственным коэффициентом умственного развития. Пусть себе коптит небо…

— Хорошо, я попытаюсь, — усмехнулся Саломон.

— А теперь вы можете идти куда хотите и забыть о том, что я хотела соблазнить вас выползти в ночной клуб.

(— Близняшка, вы слишком легко сдаетесь.

— Кто это сдается?)

— Юнис, если вы действительно хотите…

— Нет, нет, Джейк! У вас не лежит к этому сердце. Пока вы будете в Вашингтоне, может быть, я и отведаю каких-нибудь блюд в забегаловках этой загнивающей деревни, но я обещаю, что при мне будет хорошая охрана. Может быть, Шорти: он пугает людей одним своим ростом. Да и компаньонов я найду: Алек сказал, что они с Маком без труда могут вырваться на свободу, а Вини будет четвертой.

— Юнис…

— Что, дорогой?

— Я ни за что не уступлю вас этим двум волкам.

— Ну-ну, Джейк! Похоже, вы ревнивы!

— Нет. Упаси меня Бог стать жертвой этого мазохистского порока. Но если вы хотите увидеть этот муравейник изнутри, я узнаю, где самое оживленное место, и отведу вас туда. Одевайтесь, девочка — я собираюсь стряхнуть пыль с моих вечерних костюмов. Только, пожалуйста, оденьтесь поофициальней.

— Ничего, если с голыми грудями?

(— Ну, что, кошечка? Могли бы вы его так уломать?

— Признаю, близняшка. Вы все сделали великолепно.)

— Слишком много чести для простолюдинов. Только тогда наложите побольше краски и блесток.

— Постараюсь не разочаровать вас, дорогой. Но, может, вы сперва поспите? Ну пожалуйста!

— Хорошо, крепкий сон и поднос с ужином в мою комнату. Время сбора — двадцать два ноль-ноль. Будьте готовы, иначе мы отправимся без вас.

— О, вы меня пугаете. Хотите, я, или Вини, или мы обе поможем вам заснуть?

— Нет, я отлично научился делать это самостоятельно. Хотя, должен признать, в компании двух девочек это делать приятнее. Идите спать. Может, мы будем веселиться всю ночь.

— Слушаюсь, сэр.