Читаем Не уймусь, не свихнусь, не оглохну полностью

Сижу дома. Не читается, не пишется… То одну книжку возьму, то другую, покурю, похожу по комнате… На улицу не хочется… холодно. Никто не звонит. Раньше больше звонили. Теперь почти никто не звонит.

Главное, что сейчас делаю, — пьесу Кольтеса (Бернар-Мари Кольтес «В одиночестве хлопковых полей»). Намереваемся с Юрой на серьезную работу… пытаемся, по крайней мере.

Театр плывет (в смысле корабля) по-своему. Непредсказуемо. В чем-то непривычно для меня. В чем-то уже свыкся. А в общем… жизнь позади… Ничего не поделаешь, позади. Тупость, бессмыслие — вот что там… завтра.

15 января 1990 г.


Я все чаще думаю о том, что процентов девяносто наших разговоров — пустота. Пустота не в том смысле, что их можно было бы и не произносить, но даже вред огромный от этого словоизвержения. Слово нужно произносить, только когда оно необходимо, когда без него не обойтись совсем, когда оно срывается и карает неизбежное, необходимое и… меняет, поворачивает ситуацию, пространство, взаимосвязь. Нечто меняет. Все остальное — молча. Мысль сильнее и продуктивнее слова. Не произнести мысль — единственная, неоспоримая, неотъемлемая ценность человека.

11 февраля 1990 г.


Почти весь театр такой — все только о жизни, остальное вообще не ценится. Самой игрой диалога, игрой внутренней логики, т. е. чистым искусством, мало кто занимается. Диалог не в связи с жизнью, а в связи с искусством? Как ведется, как говорится? Логика чиста перед жизнью, у логики нет формы, она сама форма.

26 февраля 1990 г.


Вчера был юбилей театра, отметили 3 года со дня основания, три года назад сыграли мы здесь, в подвале, наш спектакль.

Дни тяжелые, репетировали (и репетируем) целыми днями (с 11 до 23 и больше). Какие-то события происходят в стране, Москва бурлит, демонстрирует, сегодня состоялись огромные демонстрации, а мы тут ничего не слышим, да и не очень хочется слышать…

Как любил говаривать К. С. (Станиславский), «не верю». Учиться, работать, слушать другого, уметь с сомнением относиться к своему мнению, с юмором к себе… Это все не про нас… а без этого… митинги… Митинговая цивилизация. Лучше заниматься искусством, сидя в подвале. Вчера сыграли генеральную со зрителями. Шеф был доволен результатом (наконец-то, до этого много было всего).

Много кардинальных «новостей» в спектакле и в нашей театральной жизни. Подробности излагать не хочется — скучно… но… распрощались с Витасом, следом за ним — с Петей Масловым… Перераспределились, теперь Гриша играет Отца во 2-м акте, Петю тоже заменили с его «незаменимой» гитарой. Я думаю, что так лучше.

Люди очень устали. Очень. Ночью развозят на такси. Мало помогает. Устали. Я тренируюсь усиленно. Переборол грипп, ангину жуткую и радикулит.

А. А., правда, говорит, что для этого спектакля нужна усталость.

Играем завтра что-то вроде премьеры (хотя и сегодня зал полон), 27-го — выходной, и потом играем — 28-го, 1-го, 2-го и 3-го марта.

25 февраля 1990 г.


Вчера вяловатый спектакль был. Сегодня полный (переполненный) зал. Идет все гуще, плотнее, на хорошей «подушке».

Я думаю, напрасно шеф отменил спектакли на Таганке. Все могло выглядеть очень даже достойно. Ну, что? Проехало.

Позавчера в 3-м акте сидел и… стали возникать стихи:

Я просил у Венеции,Сидя на Гранд-канале,Вернуться сюдаВместе с тобой.

Потом обязательно допишу до конца. Хорошие стихи.

Хорошо… Хорошо. Идет. Ладно… Поехали. Странное дело. Странная жизнь… Главное в ней вовсе не главное… Впрочем, еще один день заканчивается… еще один спектакль… Вот и вся Философия… Мне тошно, одиноко и бессмысленно. Льет безумный весенний дождь, просто ливень. В феврале-то месяце. Тепло, весеннее. В башке — обмен… дался мне этот обмен, как будто он что-то решает. Может быть, просто хочется забиться в свой угол и затихнуть. Может быть, я никогда уже больше ничего не буду делать. Скоро (вспомнил) стукнет сорок три года. Говорят, это еще молодость… а у меня жизнь позади. За что зацепиться? За что?

26 февраля 1990 г.


Самое сложное искусство — делать простой театр. У театра как у визуального искусства очень много средств (прежде всего визуальных) для воздействия на публику.

Когда мы оказались в подвале, практически все эти средства исчезли и остался только играющий человек. Стал — всем!

Актер в этой ситуации должен быть и композитором собственной роли, и представителем стиля, в этом смысле Автором. Не менее мощное воздействие могут оказать 2–3 музыканта (в сравнении с оркестром) за счет импровизации, сочинительства. Нотная музыка, конечно, очень сильна (оркестр), но сочинительство дает новые средства.

28 февраля 1990 г.


Сегодня мы импровизируем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное