Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Сегодня ездили по городу на автобусе. Обедали в ресторане где-то в центре. Потом смотрел спектакль у Генриха Барановского.

Завтра начинаем работу с 10.30 утра.

19 января 1992 г., Берлин

Живу в узенькой, маленькой комнатке с умывальником и с игрушечным шкафчиком для одежды. Актеры на этом же этаже в комнатах по 2 человека.

Завтракали сегодня в 9.00. Рядом с местом, где мы живем. В белой светлой студии на 5-м этаже.

В 10.30. начали службу с чтением Евангелия (Отче наш, Господи, спаси, Аллилуйя).

Утро замечательное. Вчера был дождь, сегодня морозец, проблески снега, свежесть.

После службы провел тренаж с «нашими», немцы занимались речью с Камышниковой.

Теперь с Васильевым. Разбор сцены Аглая — Настасья Филипповна.

«Доминанта принадлежит философскому взгляду (эмоции не принадлежат жизни). Если только философия — это будет абстрактный ход, только конкретные жизненные мотивы, конкретный взгляд. Нужно играть вместе, но при доминанте философии.

Методология роли Мышкина: не все чувства должны быть исполняемы в этой роли (не все чувства знакомы этой роли), но, чтобы дойти до этого, сначала нужно брать все чувства, условно — белые и черные. Если вы будете сразу брать только белые, положим, вы будете иллюстрировать, т. е. показывать, что вы думаете про Мышкина.

Путь для каждого артиста индивидуален, но на этом пути нужно брать более богатую палитру.

Вы как актеры (немцам) находитесь в системе театра, где разбирается, изучается следствие, а не причина…

Я заканчиваю разговор на причине. Зная следствие, я часто молчу о ней… Мы изучаем причину и пытаемся ее сделать, следствием занимается третий человек (читатель, зрители).

Если бы Мышкину дано было познать Настасью Филипповну через нее, он познал бы всех, всю Россию, потому что в ней, как в фокусе, сконцентрировано все.

Он познает Россию через всех, и через Н.Ф.

Наиболее не мучительная для князя утренняя сцена (на скамейке), как и всякая сцена с Аглаей Ивановной.

Это только одна правда, и потому — несправедливо (Аглая). Это маленькое указание, как играть Достоевского».

20 января 1992 г., Берлин

Вот вчера вечером был классный показ. Даже два последних дня. Позавчера последние две работы были прекрасными: уход генерала — Лысов, Зайкова, Сабитов и примкнувший к ним Рогульченко, это «старая», в смысле в Москве показанная, работа, но здесь Володя Рогульченко вошел в нее вместо Фалина, и работа просто заблистала. Атмосфера во время исполнения просто распахнутая, вольная возникла — блеск. Потом еще одна работа, сцена в поезде из начала романа, Репецкий — Мышкин, Яцко — Рогожин… Лысова в антураже и Клаус в роли Лебедева.

Я хохотал до боли в животе. Блестящая работа… свежая…

А вчера мы показали свой опус… Я — Мышкин (!), Лысов и Сабитов (гости), сцена с разбитой вазой, о католицизме. Это было нечто. Я ожидал, что сцена будет хорошей, по репетициям… Началось легко, с небольшим затыком, но мило… Но потом, как воздух ворвался, что-то переломилось внутри… и хлынуло легко. Боже, как это здорово… Найти, высечь такое игровое состояние. Дальше все… уже как бы и без меня. Зал, сцена — все слилось… И когда в главном монологе, на словах, что нaши (русские), если станут атеистами, то и в атеизм уверуют, пробил рукой стул, то даже и не заметил в первый момент. В зале был стон… Вторую половину, после этого стула, мы уже просто летели. Летели. Финал я придумал, и он получился замечательный. В конце монолога, на самой высокой ноте, я падал в обморок… и лежал какое-то время неподвижно… Мне брызгали в лицо водой, суетились, и потом просто детский переворот, слезы умиления, радости… мольбы о прощении, если кого-то обидел, оскорбил. И, доставая из карманов осколки разбитой китайской вазы со словами прощения, раздавал их зрителям… Тут был просто обвал…

Потом все трясли и обнимали нас и целовали. Слава богу!

Вечером долго пили чай вместе…

Прекрасный, прекрасный день! Хорошая работа.

24 января 1992 г., Берлин

«Я прежде всего ценю в человеке дарование, дар». — Шеф и сегодня повторил эту фразу в разговоре. Ему не нравится сегодняшний день, как он идет, с утра. Состояние людей, сами тренинги и вся работа…

Несколько раз затаскивал меня в угол и пытался «разгореться» на эту тему… Хорошую, по-моему, фразу сказал: «Театр начинает разлагаться с тренингов… там сначала все проявляется…» (Стопроцентно согласен). «Завестись» так сил и не хватило, он тоже сильно устал.

Потом (после обеда уже и вокала, который был в 17.00) ушли в коридор какой-то пустой и долго там разговаривали о состоянии труппы. Много пришлось говорить о Наташе К. Ситуация с ней, мягко говоря, непростая… Я оценивал некоторые неприглядные поступки ее по человеческим, так сказать, качествам, от характера идущим. Он все объяснил творчеством, вернее, творческим кризисом, и разобрал ее путь от самого начала с этой точки. Тонко и верно, кажется.

Но у меня все равно где-то внутри остается что-то очень простое. И при всех сожалениях о прошлом, главное теперь — курс-труппа. Прекрасная труппа на подходе, мне кажется… Но в то же время… разрушить, зарезать ее — пара пустяков.