Не уходи. Останься (СИ)

Дима слушала внимательно. Каждое слово вбивало ржавым гвоздем в сердце, вколачивалось в мышечную ткань, разрывая и оставляя отвратительные, кровоточащие, глубокие раны.

Догадывалась ли она о чем-то подобном? Да. Но это не значит, что можно в свои догадки поверить и признать, что ее отец, любимый и обожаемый папа убил свою жену, предал страну, которой служил верой и правдой многие годы.

— Я помню, как он вас с братом тренировал. Как издевался. Для тебя, маленькой, это было нормой, ты не плакала, не ныла, не жаловалась. Но со стороны все выглядело не так: он тебя ненавидел, избивал, и, если бы мог, искалечил бы. Мне кажется, только присутствие Руслана его и сдерживало. Потом они оба пропадают во время службы. Что случилось на самом деле, сложно сказать, но я так подозреваю, что Руслан узнал о матери и между ними произошла стычка. Они пропали, а ты загремела в интернат. Причем, пришлось сменить несколько, — Ибрагим посмотрел на Дрозда, — Ваша заслуга?

— Да, мне нужно было, чтобы она на время потерялась.

— Вы подозревали, что Зимин жив, так? И может прийти за Димой?

У Дрозда желваки на лице заходили, но он кивнул.

В комнате нечем было дышать, по крайней мере Димке кислорода не хватало, и пришлось свое патрулирование остановить, чтобы опереться на стену.

— Хочешь сказать… мой отец жив?

— Я не хочу, чтобы так было, Дима, но думаю, так и есть, — Ибрагиму было искренне жаль, что приходится все говорить в окружении чужих людей, и нельзя взять ее за руку, обнять, утешить, — Он искал тебя. Мы проверили те интернаты, где ты жила, неоднократно приходили запросы на встречу именно с тобой от мужчины, имена были разные, но… это он. Ему отказывали, вламываться в госучреждение он не рисковал.

— Отказывали тоже, благодаря Дрозду? — Шрайман, наконец, сумел взять в себя в руки, хотя, видит Бог, его от этой истории бросало то в мерзкий страшный холод, то в жар от бурлящей в крови ненависти к Зимину.

— Да, вы славно постарались, чтобы ее оградить от всего, чего можно; спрятали на самом видном месте.

— Ладно, потом расскажете почему вы вообще все это сделали. Возвращаясь к тому, что мои нарыли. Ты выпустилась, отучилась на секьюрити и вернулась домой. Устроилась ко мне на работу. И все было в порядке до того момента, пока мы не поженились.

— В смысле? — Дима напряженно застыла и смотрела на мужа непонимающими глазами, а ему пришлось отвернуться и продолжить говорить.

— Когда мы вернулись из путешествия, начались проблемы. В округе появились барыги наркотой, торговали всем подряд от дешевых таблеток экстези до дорогущего первоклассного порошка. Мы занялись основательной чисткой. На какое-то время все затихло. Потом был саботаж на производстве, и нам пришлось уехать на полгода, помнишь? За это время все опять вернулось.

— Ты не говорил, что все было настолько серьезно. Почему? — Дима смотрела на него требовательно, ждала ответа, хотела уцепиться хоть за что-то, чтобы удержаться на плаву бушующего океана внутри себя.

— Сейчас не это важно, милая. А то, что пока вас не похитили, ситуация обострялась каждый раз, и все становилось хуже. Моих людей хватало, менты тоже решили вмешаться, и во всей этой кутерьме мы упустили главную угрозу, направленную на тебя. И хоть убей, я не понимаю почему твой отец, — а я уверен в этом, — не помешал тем подонкам.

— Думаешь, целью был ты, но я спутала им карты?

— Да. Но раз взяли тебя и Рому, должны были доложить твоему отцу. Если я не устраивал его в качестве зятя, мог бы просто сказать, а не организовывать маски-шоу. И вот вас взяли, твой отец в курсе, что с тобой собираются сделать, в курсе, что ты беременна… но не вмешивается. И я не понимаю почему?

— Ты сам сказал: он меня ненавидел.

— Пусть. А за что? Почему именно тогда он решил своим невмешательством нанести максимальный вред? Ты почти три года гоняешься за ним, сама того не понимая. И он ведь это знает, но продолжает играть. Тут уже попахивает чем-то нездоровым, Дима. Ты можешь объяснить почему все это случилось? Я же вижу, ты все знаешь.

— А спрашивать надо не у меня. Боюсь, мой отец пришел в бешенство от того, что у Дрозда все в жизни складывалось слишком хорошо. Престижная работа и должность в крутой компании. Умница сын, достигший всего своим умом, и дочка, которая вот-вот родит славного внука.

Нужно было видеть перекошенное лицо Ибрагима, — если бы Дима догадалась его сфотографировать так бы и сделала. На память. Никогда такого выражения у него видеть не приходилось.

— Не понял, — мужчина поднялся со своего места и подошел к ней.

Не мог он сидеть на месте и видеть, что его девочка на грани истерики. Остальные слушали, ужасались, были в шоке, но смотреть на нее не могли, даже Рома и тот ушел вглубь себя, обдумывая все это дерьмо.

Ибрагим же видел, как дрогнули губы, как она сильно стиснула зубы и кулаки. И ее маневр, когда нашла опору не в ногах, а в стене, он тоже заметил.

— Ты хочешь сказать, что кровной дочерью Зимину не являешься?

Но у Димы сил говорить не было, горло свело болезненным спазмом.