Не уходи. Останься

Сорваться бы с места, уйти прямо сейчас. Ноги будто к месту приросли, не двигались. Пошевелиться боялась, потому что ходила по тонкому льду и вот-вот могла сорваться, провалиться в пучину, в темноту, и утонуть.

Слышала только, как дышит. Ровно. Спокойно. И взгляд ощущала, будто не глазами на нее смотрел, а руками трогал. Ласково, с трепетом, боясь напугать.

И от этого ком в горле, и слезы на глазах.

Обманывать себя можно сколько угодно, хоть до самого гроба. Но вот она столкнулась с ним лицом к лицу, и ничего с собой сделать не может.

Задрожала опять, ноги ватные.

Нужно возвращаться. Там Игорь, пусть с парнями, но неспокойно ей так.

Нужно… но стоит на месте.

«Иди отсюда, дураааа!» — орет голос в голове. Но она и вправду дура. Задело за живое, по нервам прошелся этим своим «я сделаю, как ты скажешь».

Тот Ибрагим, которого она знала, поступил бы так, если бы это касалось его безопасности, но не более.

Над каждым решением в прошлом приходилось спорить и доказывать почему она права, и почему надо сделать так.

А теперь что?

Просто согласился? И никаких тебе споров, «я так сказал», и так далее?

У нее руки холодели от того, что могло скрываться за этим его согласием.

Хорошо жить, когда ты один на один только со своей болью, со своими мыслями, и ни о чем, ни о ком больше не переживаешь.

А сейчас он ее лицом об стол приложил. Такой гордый самодостаточный человек, который каждое чужое решение ставит под сомнение, мог согласиться сходу на такое предложение только от бессилия.

Бессилие — это точно не про Ибрагима. Точно.

Повернуться и посмотреть на него, убедиться или ошибиться в своих выводах, страшно. Но и уйти уже не сможет.

Шорох сзади. Чертыханье. Отряхивает свой костюм от пыли. И к ней идет.

Один шаг. Пульс в висках тарабанит.

Второй шаг. Воздух в легких застыл.

Третий шаг совсем рядом. Миллиметры разделяют два тела.

Она спиной ощущает, как сильно бьется его сердце. Чувствует жар его тела. И до дрожи хочет сделать шаг назад и поддаться искушению. Опереться на него. Ощутить опору в мире. Самую надежную, какую только можно придумать.

Никто из них этого делать не стал, и хорошо. Можно выдохнуть и перестать так сильно сжимать зубами щеку изнутри, — вкус собственной крови во рту и так до тошноты доводит.

Ибрагим проводит кончиками пальцев по ее обнаженной руке, обхватывает запястье и поднимает выше к своему лицу.

Подул на кожу. Коснулся губами. И второй рукой снял с большого пальца кольцо. Стремительно, чтоб не опомнилась, надевает на свою руку.

Дима к нему развернулась и только хотела сказать, чтоб вернул, но ее перебили.

— Это мое.

Да и сказать даже нечего. Его обручальное кольцо, которое все так же идеально сидит на безымянном пальце правой руки.

Но говорить этого вслух она не собиралась. Да и ничего вообще говорить не собиралась.

Дверь в комнату открылась и в нее влетел злой, как черт, Шрайман:

— Мы уходим!

За ним стоит Вася, и Катя, которая переминается с ноги на ногу, не зная куда глаза деть.

— Что случилось?

— Ты моя охрана или как? — у Игоря глаз задергался, но говорил он с таким тягучим презрением ко всему, что Дима была в шоке, — Со своими личными делами разберешься потом.

Сказать, что напряжение достигло своего пика, — это ничего не сказать. Его можно было ножом резать.

— Игорь, что происходит?!

— Я устал, мы уезжаем. Данила уже внизу с остальными.

— Ничего не понимаю, но раз так хочешь…

— А тут и понимать ничего не нужно, милая, твой босс ревнивый сукин сын, вот и все.

От этих слов был эффект взрыва ядерной бомбы, не меньше. Шрайман весь побагровел, Вася отвернулся, Катя выпучила на них глаза.

А Дима… она не собиралась вмешиваться в игры «взрослых мальчиков».

— Ясно, мы уходим, Роман пришлет адрес, если ты еще хочешь поговорить.

— О чем он хочет поговорить, Дима? — Игорь стремительно подошел к ней, схватил за руку, сжал. И увидел, что кольца нет, медленно повернулся к Ибрагиму и уставился на его руку, — Ты же… ты не можешь вот так простить все. Ты же не дура, Дима, — шепчет потрясенно.

Ибрагим же старательно себя сдерживал, но, видит бог, этот собственнический жест его добил. Привел в неконтролируемое бешенство.

Он несколько лет не видел свою женщину. Не смел показываться ей на глаза. Не трогал, не касался. Только говорил с ней мысленно, и то, когда сил себя контролировать не было.

А этот… какой-то левый мудак, знающий ее каких-то пару месяцев, позволяет себе такое?!

Ни Дима, ни второй охранник даже дернуться не успели, как их драгоценный босс был схвачен за грудки и припёрт к стенке.

О, этот взгляд, полный сдерживаемой ярости и желания пустить сопернику пулю в башку. Он Ибрагиму знаком, да, каждый день на протяжении этих месяцев видел в зеркале.

— Моя жена и вправду не дура, это ты точно подметил. Но говорить со СВОЕЙ женой я буду столько, сколько захочу и сколько она мне позволит, ясно?

— А где ты был, когда твоя жена превращалась в убийцу, а? Где были твои разговоры?

— Хватит! Прекратите! — Дима вцепилась в его руку, — Ибрагим… прошу… хватит!

— Только ради тебя, милая, — убрал руки, отступил на пару шагов.

— Мы уходим! Вперед, на выход!