Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали

— «Дражайший Федор Васильевич!.. Сегодня для меня священный день памяти в бозе почившей цесаревны Натальи Алексеевны, чей светлый образ никогда не изгладится из моей памяти до моего смертного часа. Вам, как одному из немногих, которым я абсолютно доверяю, с горечью признаюсь, что официальное отношение ко мне цесаревича Александра угнетает. Не внушили ли ему пошлую басню о происхождении его отца мои многочисленные враги? Тем более грустно, что Александр, Константин и Александра мои кровные дети. Прочие же?.. Бог весть!.. Мудрено, покончив с женщиной все общее в жизни, иметь от нее детей. В горячности моей я начертал манифест «О признании сына моего Николая незаконным», но Безбородко умолил меня не оглашать его. Но все же Николая я мыслю отправить в Вюртемберг, к „дядям“ с глаз моих: гофкурьерский ублюдок не должен быть в роли российского великого князя — завидная судьба! Безбородко и Обольянинов правы: ничто нельзя изменить в тайной жизни царей, раз так предположил Всевышний. Дражайший граф, письмо это должно остаться между нами. Натура требует исповеди, и от этого становится легче жить и царствовать. Пребываю к Вам благосклонный Павел».

Молчанье... и никто даже не притронулся к вину...

— Слышал я про это письмо, да не очень-то верил, — обронил дядя и первым взял в руки бокал.

— А вы обратите, господа, — Казанцев тоже взял и сразу отпил, — вы обратите внимание, какая разница в портретах: ведь между Александром I и Николаем нет просто ничего общего.

— Да, — согласилась Ольга, — даже намека нет на физическое какое-то родство. Кто ж нами правит — сын гофкурьера Бабкина?

— Точней, уже внук.

— А ну их всех к черту! Я, между прочим, из рюриковичей по матери. Мне что Романовы, что Бабкины какие-нибудь... выпьем лучше за успех нашего дела!

План наш сравнительно с предыдущим днем в целом не изменился; договорились только, если Вера дает знать — появился «клиент», Сашка покидает столик на некоторое время, дает возможность вступить Комову в контакт, затем появляется и начинает скандалить; мы с филером отслеживаем, тем временем, охранника, который должен как-то вмешаться.

Детали не всегда интересно излагать, а иногда и вспоминать их совсем не хочется — вот тут такой примерно случай.

Тип со всеми приметами — Вера «в знак» поправляет прическу, Сашка двигается к туалету, а «клиент» — к Ольге, та благосклонно выслушивает какие-то комплименты.

Я гляжу во все глаза — охранник, охранник...

Возвращается Сашка, пошатывается для вида слегка.

Видно, что разговор его сразу обретает агрессивный характер.

Охранник, охранник...

Дядя строго предупреждал: никаких выстрелов в грудь — успеет ответить; только в живот.

Филер... я видел его вот только...

Сашка летит на пол, получив сзади в ухо.

Ольга выдергивает из под юбки свой маленький кольт, я бегу к их столу, мерзкий Комов ехидно мне улыбается, а сзади Ольги стоит человек, которого некогда мне рассматривать.

Сашка вне игры... нет не «вне», из лежа он выбивает ногой револьвер у Комова, и Ольга — умница — наставляет тому свой к виску, пространство освобождается — тот сзади сейчас доступен — как и я для него — доли секунды, доли! он не может решить — в меня или Ольге в спину... теперь это мои кусочки секунд!

За голову руки! На колени! Убью!

Бандит-охранник, одолевая боль, тянется к выпавшему стволу.

Я второй раз нажимаю курок.

Ольга морщится, но Комов... он стоит на коленях и предано смотрит, в его глазах только одно выражение — «что угодно, только не убивай».

Вбегает исправник, теперь я вижу лежащего на полу филера, кричу: «Здесь есть врач?!»

Оказывается даже двое.

Еще наши... Оля дрожит, я забираю из ее послушной руки револьвер.

ЭПИЛОГ

Той же ночью был арестован тот самый родственник золотопромышленника.

Отпирательств хватило на полчаса. Комов в точности рассказал о «заказе», передаче денег — тридцати тысяч рублей; шансы кончились после опознания Веры с совпадением времени и места встречи с Комовым.

Вся кровавая история?

Карта.

Подмена карты.

Распродажа истощенных пород, чтобы оставить себе настоящие лакомые куски. И афера действительно тянуло на несколько десятков миллионов.

Век еще не ушел, он даже держал за пальчики конец предыдущего, — живая история, как хорошо себя чувствовать в ней.

Только у дяди появилась вдруг в лице задумчивая складка.

— Нет, мой друг, ничего. Только Катя говорит: «сейчас или уже никогда».

—Я бы на вашем месте и не задумался.

— Вот и не задумывайся! — услышал я у себя за спиной. — Дурак, где ты лучше найдешь? К тому же, я богаче тебя.

Ах, Оля, Оля...

КОНЕЦ