Не умирай раньше меня (СИ)

Он снисходительно улыбнулся.

— Я не настолько древний, Ранхил.

Агеллар заиграл. Уже по первым аккордам я поняла, знает и в совершенстве. Мы не сговаривались, кто какой куплет будет петь, и тренер вступил первый:

Белая, загорелая, но всё же белая,

Смелая, щурит солнце в глазах отражения

Звонкая, засмеется и мне снова радостно

Гибкая, обошла все капканы сердечные…

Второй куплет затянула я:

Влажная полоса вдоль солёного берега.

Счастье ли, по колено лишь быть обнажёнными?

Искрами побежали минуты бесценные -

Золотом каждый час нам на память останется.

Припев пели вместе. Мой голос дрожал от переизбытка эмоций, стук сердца вторил гитаре, словно барабан. Агеллар был внешне спокоен.

Цвета тёмной ночи волосы

Потекли ручьями по плечам,

В тишине родится всё, что так

нужно нам.

Скоростью опасных горных рек

Забурлила в жилах алая,

Быть с тобою рядом целый век -

мало мне![2]

— Хватит, хватит уже грустных песен! — воскликнула Покровен, и гитара, обиженно тренькнув, замолчала.

Тренер посмотрел на меня долгим взглядом, полным необъяснимых мне чувств, царапнул зубами нижнюю губу, только после этого отреагировал на замдиректора.

— Что же вы предложите, Лавина? Спать еще рано ложиться.

Покровен лукаво стрельнула глазами при слове "спать", и выдала:

— Давайте поиграем в "бутылочку"?

Ее шумно поддержали. Агеллар пожал плечами и вернул гитару. Все стали рассаживаться по кругу, нашли стеклянную бутылку от минералки и начали игру. Покровен что только ручки не терла от такой удачной затеи, но по душу тренера пришел один из организаторов, и тренер надолго нас покинул. Я решила, что с меня на сегодня развлечений хватит и пошла в нашу с Гидрой палатку. Уснула почти сразу. Чуть позже услышала, что ломится Гидра, но не удостоила ее появление вниманием, только перевернулась на другой бок.

Около полуночи, когда лагерь затих, я распахнула глаза и поняла, что выспалась. Безрезультатное вращение на месте только больше меня раззадорило, я села и натянула спортивки. Кажется, ночь обещала быть бессонной.

Было свежо. В этом году погода непредсказуема — затяжная весна сменилась жарой, но ночи по-прежнему обдавали холодным дыханием. Я поежилась, но в палатку не вернулась. Сквозь темноту увидела еще вполне приличный отблеск костра и направилась к нему.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что в костре лежат совсем еще целые ветки, язычки пламени еще не успели захватить их целиком. Очевидно, кому-то не спится также, как и мне. Я осмотрелась, но никого не увидела и решительно подставила руки, согревая. Боковым зрением я увидела какое-то движение сзади, но все равно вздрогнула, когда на плечи опустилась черная толстовка. Меня сразу бросило в жар — не то от испуга, не то от согретой чужим телом одежды.

— Чего не спишь?

Я пожала плечами, унимая бешеный стук сердца.

— Днем наверно выспалась, — призналась я, и Агеллар улыбнулся. — А вы?

— Не хочется, — спокойно ответил он.

И я вспомнила его слова.

— Когда вы говорили, что ужасно не спасть никогда — вы говорили про себя?

— Это не совсем верно, но…да.

Мы замолчали. Вопросы рвали меня на части, но я просто попросила его:

— Расскажите мне о войне.

Тренер ненадолго опустил голову, а когда поднял, на лице уже не было и тени улыбки.

— Захотелось страшилок на ночь?

— Нет, просто хочу знать, через что вы прошли.

— Зачем тебе это? — глухо спросил он.

— Мне кажется… — я замолчала, подбирая слова. — Вы никогда и никому не рассказывали об этом. Не было такого человека, которому бы вы могли поведать об увиденном и пережитом, чтобы снять с себя хоть часть тяжести воспоминаний.

Он сломал в руках толстую палку и подбросил в костер. Языки пламени тут же охватили ее с жадностью, отбрасывая зловещие тени на лицо напротив. Наверно, если бы он мог, он бы спрятал его в капюшоне, но капюшон вместе с толстовкой сейчас принадлежали мне.

— Не было такого человека, — поправил он, — которому я бы смог пожелать пережить хоть один день войны даже в виде обрывочных воспоминаний.

Девчонка резала его без ножа. Он понимал, что хоть однажды выговорившись, он гораздо легче вздохнет, но совершенно не хотел перекладывать груз воспоминаний на хрупкие плечи Ранхил. Ни к чему ей это. Только горящие огнем глаза буквально заставляли его заговорить.

— Вы разделили со мной мою боль, я готова разделить с вами вашу, — проговорила она, и Алестер сдался.