Не унесу я радости земной...

Михаил Андреевич Чванов «НЕ УНЕСУ Я РАДОСТИ ЗЕМНОЙ…»

„Здесь бегал босиком…“

Не все города и села лежат у железных дорог или у больших рек. Но все равно у каждого из них, даже у самой маленькой деревеньки, есть своя железнодорожная станция или хотя бы крошечный причал — «своеобразный порт в большой мир. Отсюда с замиранием сердца уходишь в первое самостоятельное плавание.

У моей страны детства, Салаватского района Башкирии, такой порт — станция Кропачево, хотя и находится она уже в Челябинской области.

Кропачево — и мой порт, в который я уже не вернулся. Перебираю в памяти имена моих сверстников — они тоже почти все ушли по другим портам. На то были, видимо, какие-то объективные причины. Но однажды я пришел к странному выводу, что всему виной были наши необыкновенные рассветы. Иначе почему многие стали «бродягами»: геолог-нефтяник в Мангышлакской пустыне, инженер-мостостроитель, офицер-пограничник на Камчатке, военный летчик… Таких рассветов я больше не видел нигде. Такой мягкой синевы. Солнца еще нет, но вся долина уже залита студеным и золотистым ликующим светом. На душе томительно и неспокойно. Так и хочется побежать и узнать, что за страна лежит по ту сторону сверкающих зубьев невысоких розовых гор.

И вот через много лет дорога ненадолго привела меня в порт детства. Поезд в Кропачево пришел в полдень. Посреди привокзальной площади, дожидаясь пассажиров, подремывал на солнышке маленький жучок-автобус — большие пока не могут пробиться из-за весенней распутицы.

Таяло по-настоящему только второй день. Дымные поля пестрели — большими лоскутами снега, а северные склоны холмов были еще совсем белыми. Но жаворонки уже ликовали над умирающими снегами, и звон их перекликался со звоном торжествующих ручьев.

Слева мелькнул дорожный указатель: «Деревня Алькино». Самая что ни на есть обыкновенная деревня. Но за ней на взгорье в березовых перелесках, где рассветы особенно томительны и светлы, лежит еще одна маленькая деревенька — Юлаево. Рядом с ней некогда была деревня Тикеево, в которой родился национальный герой башкирского народа, воин и поэт Салават.

Забегая вперед, скажу, что через несколько зим после этой поездки я снова приеду сюда, — специально, чтобы не только повторить тропы своего детства, но и детские тропы Салавата…

Восемнадцатый век был, пожалуй, одним из самых кровавых в истории Башкирии. Еще задолго до Пугачевщины башкирские восстания вспыхивали одно за другим — в 1705–1711 годах, в 1735—1740-х, в 1755 году.

Как правило, все они заканчивались жесточайшими поражениями, у карателей тогда было в моде жечь дотла селения мятежников, шайтан-кудейские башкиры же (были непременными участниками всех вышеперечисленных восстаний. К тому же тогда они еще были полукочевниками, а кочевника не заставишь селиться на пепелище, поэтому теперь, наверно, уже невозможно точно найти то место, где была деревня, на джяйляу которой 16 июня 1752 года родился Салават.

Где-то вот здесь, в этих березовых перелесках, в окрестностях нынешней деревни Юлаево, но где точно? Настоянный на травах ветер слабо ворошил листву и только подчеркивал тишину и светлую задумчивость здешних мест. В вышине бесшумно чертил белую линию сверхзвуковой самолет, напоминал, что сегодня XX век. Со старожилами деревни Юлаево и с нашим вдохновенным проводником, парторгом колхоза имени Салавата, на территории которого находится Юлаево, Тарханом Сагитовичем Загидуллиным мы стояли на поросшем молодым липняком бугре над деревней Муратовкой и слушали рассказ о том, что где-то вот здесь, по преданию, жили далекие предки Салавата.

Салават родился на джяйляу деревни Тикеево, но свои младенческие годы он провел, скорее всего, в отцовском ауле Азналы, впоследствии, видимо, тоже сожженном, а нынешняя деревня Юлаево, переименованная так в честь 200-летия со дня рождения Салавата, жившего в ней уже в годы отрочества, в старину называлась Шиганаево — по имени ее основателя, деда отца Салавата.

Несомненно, что отец Салавата, Юлай Азналин, был для своего времени личностью незаурядной. Об этом свидетельствует и его сложный жизненный путь. Есть некоторые данные для предположений, что задолго до Пугачевщины он участвовал в ряде башкирских восстаний, по крайней мере в восстании 1755 года. Видимо, не без оснований Александр Сергеевич Пушкин в «Истории Пугачева» назвал Юлая «старым мятежником».

Теперь остается только гадать, сумел ли Юлай скрыть свою причастность к прежним восстаниям, то ли по ходатайству администрации края, несомненно, стремящейся привлечь родовую верхушку башкир на свою сторону, был прощен правительством. Военная администрация края, видимо, высоко ценила способности Юлая. Есть сведения, что он принимал участие в Семилетней войне России с Пруссией 1756–1763 годов, командуя кавалерийским отрядом кудейских башкир. Еще тогда прусские солдафоны впервые познакомились со стремительными атаками башкирской конницы.