Не унесу я радости земной...

Любопытно, что в прусском походе в составе команды донских казаков под начальством полковника Денисова принимал участие и будущий «амператор всея Руси» Емельян Иванович Пугачев. Он тоже участвовал во многих сражениях и, как свидетельствуют документы, проявил в них «отличную проворность». Интересно было бы проследить военные пути-дороги Юлая Азналина и Емельяна Пугачева. Может быть, еще тогда они каким-нибудь образом пересекались?

А в 1768 году Юлай участвовал в подавлении восстания польской шляхты — так называемых польских конфедератов. Он командовал отрядом в триста человек и за отвагу был награжден медалью. По возвращении из похода, в этом же году, он был избран старшиной родного Шайтан-Кудейского юрта (волости) Сибирской дороги, а оренбургский губернатор, князь Путятин, назначил его старшиной всей Башкирской команды.

Но ни воинские награды, ни старшинство, видимо, не вскружили голову Юлаю. В душе он оставался все тем же «старым мятежником»: на его глазах пылали башкирские селения, разорялся край.

Любопытно, что Юлай был знаком с некоторыми представителями передовой русской интеллигенции того времени, в том числе с некоторыми крупными учеными. Так, например, он был знаком с известным исследователем Урала, автором «Топографии Оренбургской губернии» П. И. Рычковым, который впоследствии по рекомендации самого Ломоносова был избран академиком.

В семидесятые годы XVIII века в Башкирии работала экспедиция другого известного ученого-естествоиспытателя П. С. Палласа. В сопровождении одного из сыновей П. И. Рычкова, бывшего вместе с Юлаем в военном походе, Паллас посетил Юлая, записал от него легенду о Шайтан-Кудейском роде. Очевидно, вместе с Юлаем, а возможно, и с одним из его сыновей, он побывал на горе Янган-Тау, которая в те времена была еще так горяча, что стоило бросить на землю бересту, как она сразу же воспламенялась.

Конечно же, личность отца сыграла исключительную роль в воспитании Салавата. В три года, как требовал того обычай, он был посажен отцом в седло, а в пять лет без помощи взрослых мог вскарабкаться на коня сам. Большое значение в его воспитании сыграли скачки на неоседланных лошадях, национальная борьба, стрельба из лука, травля лисиц.

Многим Салават обязан и матери. Она была для своего времени грамотной: читала и писала по-татарски и научила грамоте сына. Она познакомила его с устным народным творчеством. Рассказы и песни ее глубоко запали ему в душу. Если от отца он воспринял мятежную душу воина, то от матери — поэтический дар.

Впечатлительный и нежный, Салават тем не менее с раннего детства отличался физической силой и мужеством. Например, известно, что в четырнадцать лет, вооруженный одним лишь кинжалом, он не побоялся вступить в единоборство с медведем.

С холма, где жили далекие предки Салавата, мы возвращались на «газике» в Юлаево, и неутомимая наша проводница старушка Насиба-эбей Газизова рассказывала:

У Юлая было три сына: Ракай, Сулейман и Салават. Однажды Юлай приказал среднему, Сулейману, собрать народ на сабантуй. Но Салават опередил Сулеймана. Тогда Юлай приказал Сулейману надрать Салавату уши за такое самовольство. Но Салават не поддался, надавал тумаков самому Сулейману. Юлай рассердился и отшлепал сына. Салават обиделся, вскочил на первого попавшегося в табуне коня и ускакал в лес.

— Вон туда, — показывала Газизова за пологие березовые увалы, — в урочище Татырсаз. Там привязал коня за ногу и уснул. Проснулся оттого, что заржала, заметалась лошадь. Смотрит, медведь. Салават вытащил нож и стал ждать. Убил медведя. Около Юрюзани встретил курайсы (кураиста), ехавшего на сабантуй. «Почему ты весь в крови?» — спросил тот. «Я убил медведя». «Где же медведь?» «Там он лежит, помоги мне, я еще не умею снимать шкуру». Салават привез шкуру в аул и попросил курайсы от его имени преподнести ее отцу.

А вот как об этом поется в народной башкирской песне:

Сколько» лет Салавату?
Зеленая шапка на его голове.
Если спрашивать о летах Салавата —
Четырнадцати лет он стал батыром.

Физическая сила и ум, видимо, выделяли Салавата не только из среды его сверстников. Об этом красноречиво говорит тот факт, что, отправляясь в 1772 году в поход против польских конфедератов, Юлай оставил вместо себя волостным старшиной не кого-нибудь из самых уважаемых в ауле аксакалов, не взрослого, уже давно женатого сына Ракая, не среднего — Сулеймана, а двадцатилетнего Салавата.

Пройдет лишь год, и Салават, посланный отцом во главе отряда в восемьдесят всадников, сформированного для подавления только что начавшегося пугачевского восстания, вернется в родные места повстанческим полковником, и имя его полетит по лесистым хребтам родного Урала как песня, как карающий меч, как плач…