Не упыри

– Вот тут, – сказал он и наклонился к моей шее, чтобы показать где, потому что руки у него были заняты.

И сейчас же прозвучал голос из динамика:

– Парень, танцующий с девушкой в голубом платье! Не выламывайся!

Я покраснела и отпрянула от Петрика.

– Это нам! – прошептала я.

– И как они там все видят?!

Я решила немного передохнуть, а из радиоузла снова прозвучало предупреждение:

– Парень, танцующий с девушкой в белом платье в красный цветочек! Не выкаблучивайся, веди себя прилично!

– Это уже точно не нам, – сказал Петрусь, и мы рассмеялись.

Подошла Валя, и я отправила их танцевать. Кажется, она и в самом деле немного успокоилась. Но надолго ли?

… декабря 1955 г

В нашей группе учился (пишу «учился», потому что уже не учится) один парень-еврей. Севка Штильман был из бедной многодетной семьи. Отца у него не было, а мать выбивалась из сил, чтобы поставить всех детей на ноги. Частенько Севке приходилось занимать деньги по мелочам, чтобы купить хоть что-нибудь из еды в буфете. Но вообще-то он был очень умным и начитанным. Если нам было что-то непонятно, охотно помогал в учебе. Когда он приходил к нам, мы с Валей первым делом просили его спеть. У Севки был удивительно красивый голос.

– Спой, Севочка, – говорила я. – А я тебе денежек одолжу.

Добрый и милый Севочка готов был на все, лишь бы окончить институт, потому что имел прямо-таки нечеловеческую страсть к учебе. Мы с Валей особенно любили, когда он запевал народную:

Ой, дівчино, чим ти полонила
Юне серце в той вечірній час?
Ти – любов моя,

Ой ти, дівчинонько

Гордая!..

Пел он так задушевно, что слезы на глаза наворачивались.

Незадолго до Нового года нас собрала декан факультета и объявила, что в институт приезжает заместитель министра образования. После указаний насчет того, что все должны быть аккуратно и прилично одеты, а ребята подстрижены и выбриты, она добавила:

– И попридержите языки. Следите за своей речью и не болтайте лишнего.

Севка Штильман или не услышал последних слов декана, или проигнорировал их.

Замминистра долго и прочувствованно говорил о том, что нам предстоит поднимать культуру села, нести знания в массы. Сказал он и о том, что хотя большинству из нас предстоит работать в школах, некоторым придется преподавать в детских домах, где ребятам и сейчас нелегко живется, несмотря на то, что государство делает для них все возможное. Тут Севка поднял руку и сказал:

– Можно вопрос?

– Конечно, юноша, – ответил замминистра, а в зале стало так тихо, что было слышно, как муха жужжит и бьется о стекло.

– Меня интересует вот что: почему вы, министры, получая высокую зарплату, не поделитесь ею с детскими домами, где так трудно живется сиротам?

Наш куратор отчаянно зажестикулировала, призывая Севку угомониться, но было поздно. Заместитель министра побагровел до самой макушки, потом откашлялся и сказал:

– Ваш вопрос, юноша, считаю некорректным. На этом наша встреча закончена. Всего доброго!

На следующий день весь институт говорил только про Севкину выходку. Днем его самого никто не видел, а вечером он явился к нам. Парня было не узнать. Он осунулся, лицо потемнело, а в глазах стояла нескрываемая тоска.

– Вот, пришел попрощаться, – мрачно сообщил он.

– Как это – попрощаться?! – спросили мы с Валей в один голос.

– Вызвали меня в деканат и вручили путевку на строительство в Сибирь. Вот какой оказалась цена моего вопроса.

– А как же учеба? – спросила я, зная какие надежды возлагала на него мать.

– Об этом придется забыть, – с усилием усмехнулся Севка.

Я посмотрела в его полные печали глаза.

– Ты поедешь один?

– Да нет. Шкунченко с четвертого курса тоже имел неосторожность задать вопрос министру. Так что я не один, нас таких двое.

– Мне очень жаль, – сказала я и добавила, чтобы как-то разрядить обстановку: – А кто же нам теперь песни петь будет?

– Уж точно не я, – вздохнул он и попрощался.

… марта 1956 г

Сегодня, накануне Международного женского дня, я подарила Вале фотоальбом. Подруга порадовала меня новенькими синими бусами. Ко всем праздникам мы старались купить друг дружке такой подарок, который пригодится. У меня не было бус, и подруга потратила на них все, что сумела сэкономить.

– Какие же они красивые! – сказала я, примеряя бусы. – И так пойдут к моему голубому летнему платью с «крылышками»!

– Носи на здоровье, – ответила Валя, разглядывая мой подарок. – Спасибо тебе. Закончим учебу, разлетимся в разные стороны, хоть память о студенческих годах останется в этом альбоме. Мы же потом будем встречаться? – спросила она, обнимая меня за плечи.

– А как же! Разве я смогу тебя забыть? Да и родители наши живут рядом. На летних каникулах будем видеться в селе.

– Как подумаю, что придется куда-то ехать, устраиваться, начинать новую самостоятельную жизнь, становится страшновато, – призналась Валя. – И хочется, чтобы это время пришло поскорее, и как-то не по себе.