Читаем Не упыри полностью

– А я вот о чем сейчас подумал, – сказал Роман, сжимая мою руку. – Нас бросало в бурные воды жизни, но мы выдержали все испытания и все-таки причалили к прочному берегу в нашей маленькой лодочке. В лодочке, которая называется семья…

<p>… октября 1986 г</p>

Душа человеческая – сосуд. Всевышний дал нам право выбрать, чем ее наполнить. Недобрые люди копят в душе желчь злобы, жадные – помыслы о деньгах, добрые – любовь. Главное – понять, чем мы стремимся наполнить душу-сосуд. Да, боль, страдания, потери навеки остаются в ней, но там всегда найдется место и для светлых чувств, радости, любви. Надо видеть смысл жизни и наслаждаться каждым прожитым днем, как наслаждаются глотком холодной родниковой воды в раскаленной пустыне.

Я научилась отсеивать, как полову, все несущественное, незначительное. Научилась видеть в буднях праздники, с радостью впускать в свою душу и новый день, и весенний птичий гомон, и пение соловья в долине, и взмахи крыльев мотылька, легкого, как облачко.

Я не растворилась в суете повседневности, как сахар в кипятке. Я готовлю завтраки для нас двоих, мы спешим в школу, организовываем всевозможные мероприятия для учеников, я вожу их экологической тропой на Барвинковую гору, мы ставим новые спектакли, возимся в огороде, кормим скотину, а вечерами проверяем тетради и готовимся к урокам. И этот напряженный темп мне в радость. Я чувствую, что живу в гармонии с миром. И не жалуюсь, что не могу дать своим детям и внукам то, что мне хотелось бы, и на то, что нас все чаще тревожат недуги. Тем не менее, я радуюсь за Романа: ему присвоили звание отличника народного образования УССР, да и у меня уже с десяток грамот за добросовестный труд и воспитание молодого поколения.

Однажды Романа спросили:

– В чем причина ваших успехов?

– В любви к детям и в полной самоотдаче, – не задумываясь, ответил он.

И это правда. Так у нас заведено – выкладываться во всем. Если мы преподаем, то с полной отдачей, если воспитываем детей, то каждую минуту, если любим, то до последнего вздоха…

<p>… октября 1988 г</p>

Почти два года я не прикасалась к дневнику. За это время погиб под колесами поезда мой младший брат Саша. А через полгода умерла от неизлечимой болезни сестра Софийка. Не прошло и года, как не стало моего отца.

Каждая смерть родных и близких людей уносит живую часть моей души. Я не успеваю прийти в себя от одного горя, как меня настигает другое. Морально тяжело. И так досадно, что даже проводить их в последний путь невозможно по-человечески, потому что не только платков и полотенец для погребения нигде не достать, но даже ткани, чтобы обить гроб, не найти. Разве заслужил это мой отец, проливавший кровь за родную землю? Бедствовал, вырастил детей, выжил в свинцовом шквале войны, а куска ткани для гроба не удостоился. Правда, сельсовет заплатил за его последнее пристанище – необитую, из сырых досок, домовину. Грустно, досадно, больно. Ткань пришлось взять взаймы у соседки, теперь ломаю голову: где раздобыть, чтобы вернуть долг?

У Даринки не сложилась семейная жизнь. Они с ребенком живут в городе, снимают квартиру. Мы предлагали ей вернуться домой – не захотела. Пожалуй, это и к лучшему. В селе есть жилье, но нет работы. Может, в городе она быстрее придет в себя после развода и снова выйдет замуж?

Два года, полные утрат. Надо все выдержать и пережить. После черной полосы будет белая. Да и ночь тоже всего темней перед рассветом…

<p>… сентября 1990 г</p>

Их без счета, самолетов с черными крестами на крыльях, несущих смерть. Слышен их однообразный, завывающий гул. Вот один, другой сбросили свой смертоносный груз. Мне невыносимо страшно. Я бегу, бегу, уже кончаются силы, пот течет по лицу, меня гнет к земле, я спотыкаюсь, а самолеты все гудят, грохот разрывов все ближе и ближе. Вот они уже прямо надо мной…

– Мама! – кричу я и просыпаюсь.

Что-то и в самом деле грохочет. Прислушиваюсь. Это гром, и дождь шумит. Наверно, последний гром в этом году, потому что лето уже позади. Гроза удаляется, раскаты грома едва слышны, и вспышек молний почти не видно.

Начинает сереть. Спать уже не хочется. Мысли снуют и снуют в голове. И уже наяву, а не во сне, вижу себя девочкой лет пяти. Стоит сентябрь, время около полудня. Как и сегодня, роскошные вербы над речкой в моем родном селе смотрятся в тихое зеркало вод. И вдруг – самолет: страшный, с крестами, такой же, как снился сегодня.

– Дети, бегите, прячьтесь в окоп! – это мать.

Мы со всех ног в укрытие. А тут (и откуда он только взялся?) – наш краснозвездный самолетик. Вспыхнули неудержимой радостью глаза, и мы, как мышата, высыпали из укрытия. Стоим под яблоней, задрав головы. Завязался бой. Со свистом летят трассирующие пули. Нет, все-таки надо спрятаться. Кое-где уже вспыхнули соломенные стрехи хат. Сколько длился этот поединок, я не помню. Но намертво врезалось в детскую память, как загорелся краснозвездный «ястребок» и подстреленной птицей рухнул где-то за селом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза