Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)

В руках священника появился небольшой мешочек с землей, русской землей, и ложка. Он первый бросил в могилу несколько ложек земли. За ним — родные… Остальные бросали землю с края могилы. В эти горестные минуты мы стояли в неподвижности, оцепенев от горя, а когда огляделись вокруг, то увидели хвост уходящей процессии. Молодой человек — распорядитель, сняв белые перчатки, просил поторопиться к автобусу ввиду позднего времени. Подбежала Ольга, дочь Ларисы, сказала, что нас ждут.

Как, уйти и не зарыть могилу, не украсить ее цветами?! Здесь море венков и горы букетов!

«Поторапливайтесь, могилу уберут завтра. Это дело службы!» — распорядитель указал на могильщиков, стоявших рядом с нами. Я обернулся — трое плотных алжирцев с лопатами в руках ждали нашего ухода. Около могилы осталась лишь небольшая группа — я, Марина, ее племянник Арсений, Игорь Бортников из «Совэкспортфильма» с женой и жена советника по культуре Соковича из посольства. Я вопросительно посмотрел на могильщика, а он показал мне на часы на своей руке — было без четверти пять. Рабочий день заканчивался. Я взял у него лопату, к его удивлению, и стал забрасывать могилу землей. Устав, передал лопату Сене. В руках у Бортникова появилась вторая лопата. Вскоре могила сровнялась с землей. Мы украсили ее венками и цветами.

На другое утро мы снова были на кладбище — простились с Андреем до следующего приезда.

Часть вторая Жизнь после жизни

Потеряв Андрея

Говорят, когда уходит человек, с ним уходит целый мир. С уходом из жизни Андрея Тарковского мы лишились великого художника с его неутоленной жаждой жизни, жаждой творчества и пророчества, присущей и его отцу-поэту.

А я потерял человека, который был моим другом и оказал сильнейшее влияние на формирование моей личности. Потерял человека, которого, может быть, не всегда понимал и с которым временами не соглашался. Он, как гениальный ребенок, был одновременно уязвимым и беззащитным, наивным и доверчивым, порой ошибающимся, а порой жестоким и несправедливым. Но я всегда поклонялся ему и всегда его любил.

В жизненной борьбе, в ее драмах и конфликтах он поневоле становился раздражительным до крайности, а временами и подавленным, отчаявшимся. Но именно из доброты и чистоты его души, из ее стремления к гармонии, к идеалу выросли его картины, его подлинные шедевры.

Со дня смерти Андрея прошло много лет. О Тарковском написаны десятки книг и сотни статей, сняты и снимаются каждый год десятки документальных фильмов. Мне довелось встречаться со многими людьми, знавшими Андрея в России и на Западе. Продолжаются эти встречи и сейчас. И тот сравнительно небольшой период его жизни, прожитой за рубежом, теперь мне хорошо известен, понятен. Белые пятна биографии исчезают, может быть, почти исчезли. Хотя вполне допускаю и надеюсь, что много интересного и неожиданного осталось пока не напечатанным или просто не рассказанным. И хорошо, что остается что-то загадочное, какая-то тайна.

Теперь я более или менее подробно знаю о годах, прожитых Андреем вне России, о работе, о его планах, которые уже никогда не осуществятся. Возможно, что большинство читателей, зрителей многого из узнанного мною не знают. В этом смысле вторую часть книги можно было бы назвать «Неизвестный Тарковский». Рассказать о неизвестном — задача интересная и ответственная.

Впервые серьезно заговорили о Тарковском весной 1987 года во Львове на философской конференции, ему посвященной, благодаря усилиям Вадима Михалева, критика, культуролога и философа. Следующую акцию провел Союз кинематографистов под руководством Элема Климова осенью того же года. У нее было название «Чтения Андрея Тарковского». И шлюзы были прорваны. Издательства подняли головы, киноведы уселись за книги и статьи. В Москве был создан Фонд Андрея Тарковского (ныне не существующий). В Россию ринулись киноведы, культурологи, слависты многих стран мира.

На месте пустого и обветшалого дома на Щипке, точнее, в 1-м Щиповском переулке, Союз кинематографистов решил было открыть музей Тарковского, мемориальные кабинеты М. И. Ромма и В. М. Шукшина и мастерскую Ю. Б. Норштейна. Юрий Борисович отдал на восстановление дома свою международную премию в 10 тысяч долларов. Получилось — зря. Все эти деньги вылетели в трубу! Союз кинематографистов выделил на эти же цели 100 тысяч рублей. Денег хватило только на снос крыши и самое начало разборки дома. А потом случилась финансовая катастрофа, постигшая Советский Союз после перестройки. Все это привело со временем к уничтожению дома.