«Как они не перебили друг друга при доставке денег», — подумалось мне. Это же сумасшедший соблазн, завладеть такой суммой. Вспомнился случай из моего усть-илимского прошлого. Сын одного моего друга по имени Александр, погостив дома в северном городе, собрался ехать в Иркутск. Туда уже переехали его родители. Там он учился в политехническом институте. С вечера крепко выпивали с одноклассником Мишей. На утро с больной головой он покидал свои шмотки в большой полиэтиленовый пакет. Потом вспомнил, что засунул туда куртку, а в ней все его деньги. Он вытащил скомканные банкноты и бросил их поверх вещей. Получилось, что деньгами он прикрыл свои шмотки. Миша увидел эту картину, и у него снесло крышу. Потом на следствии он чистосердечно раскаивался. Парень подумал, что у отъезжающего в областной центр друга полиэтиленовая сумка битком набита деньгами. Что его сразу не спохватятся. Убил он Сашку за какие-то, как оказалось, четыре тысячи рублей мелкими купюрами. Нелепая смерть. Жалко парня. А какое горе пережили его родители… И этот молодой дурак Миша всю жизнь себе поломал. Своих родителей от переживаний свел в гроб. Но у правильных пацанов такого быть не должно, однозначно.
Потом мы с пацанами отвезли Глафире Викуловне ее долю в 110 миллионов рублей. Пацаны ждали на улице, а я зашел, чтобы поболтать с королевой финансовых операций.
— Здравствуйте, Глафира Викуловна.
— Здравствуйте, Сергей Алексеевич.
— Я привез вам сумку с более чем двумя тысячами гондонов. Кажется, так для конспирации надо было назвать сумму в сто десять миллион рублей по количеству пачек с пятитысячными купюрами. Я могу ошибаться с количеством презервативов, арифметика не мой конек.
— Очень хорошо. Вы оправдали полностью те рекомендации, которые прозвучали в ваш адрес.
— Мне приятно слышать от вас столь лестный отзыв о моей скромной персоне. Ей богу, приятно.
При этом разговоре моя собеседница ни разу не поправляла свой бюстгальтер. Ее бюст не вздымался, как вулкан.
«Как хорошо, что стриатум — центр удовольствий в ее головном мозге — переполнился гормоном допамином в ожидании удовлетворения материальных потребностей в связи с получением огромной суммы денег. Как здорово, что они затмили собой гипоталамус — участок мозга, отвечающий в том числе за либидо — половое влечение. Цвет ее вишневых глаз изменился, он стал фиолетово-лиловым. Так вот в чем секрет таких цветовых преображений — в мыслях о деньгах.
Но так человечество может стать бесплодным! О любви надо думать, о любви и о морально, духовно и физически здоровом потомстве! Это самое главное в жизни!» — подумалось мне.
Куда вложить деньги?
Итак, у меня лимончики и их одиннадцать. Я столько фруктов еще не держал в своих руках. Просто обалдеть. Сказать ли об этом жене, не знаю. Наверное, лучше ее не искушать. Шальные деньги ничего хорошего в семью не принесут. Я лучше сам разберусь куда их пристроить. Пойду-ка я прогуляюсь по городу. Подышу свежим воздухом от выхлопных труб проезжающих мимо автомобилей. Поразмышляю о жизни.
Возле Центрального рынка я натолкнулся на такую картину.
Пожилая, опрятно одетая женщина ковырялась в мусорных баках. А ее за этим мероприятием застукали завсегдатаи этого клондайка всякого ненужного людям имущества и пищевых отходов со столов рыночных торговцев.
— Ты, че, бабуся, рамсы попутала (
— Я, милый человек, тут чего-нибудь покушать искала. Хлебной крошки во рту не было уже целую неделю. Пенсию украли. Помочь мне некому. Муж помер. Сын где-то скитается по России в поисках лучшей жизни, — бабушка улыбнулась жалкой страдальческой улыбкой.
Она не ожидала ничего хорошего от этого падшего человека. «Хоть бы бить меня не стал, — подумала старушка. — Да и пусть бьет, пусть убьет, зачем мне такая нищенская жизнь?» Мысли пожилой женщины были мрачными, как ночь на кладбище.
Каким-то седьмым чувством, которое пробухать невозможно, Шурик остро почувствовал боль и страдания этой сгорбленной от времени бабушки. Он пригляделся к ней. И вдруг в его памяти всплыл образ его мамы. Мамы, которая качала его в колыбели. Потом водила в садик и в школу. Мама, мамочка, которую он не смог проводить в последний путь, потому что мотал очередной срок в исправительно-трудовой колонии. Шурка смотрел на эту женщину и уже не мог ничего сказать. Он расчувствовался от нахлынувших на него воспоминаний, глаза стали влажными. Плакать Кудинскому не приходилось уже давно. Привык он переносить тяготы и лишения своей жизни, которую он сам же себе и исковеркал. А тут пробило. К горлу подкатился ком, он сковал дыхание нашего бывшего интеллигентного человека. Шура прокашлялся и вдруг начал робко по памяти читать стихотворение Сергея Есенина «Письмо к матери»