Не в деньгах счастье

— Мне и так уже здорово помогли. Куда бы я сейчас подался? Кому я нужен? А тут отогреюсь душой, да наемся вдоволь… Воровать и грабить на пропитание не надо. Оклемаюсь, адаптируюсь к воле и попру на заработки. Заработаю, к мамке в Краснокаменск поеду. Она, наверное, думает, что я уже сгинул…

Потом наше внимание привлекла бабушка, одетая в новенькую спортивную курточку «Адидас». Это наши спонсоры и таможенники проявляют понимание и милосердие. Низкий поклон им за их сердечную теплоту. Старушка сидела, уставившись в одну точку куда-то вдаль. Суп у нее уже остыл. А она все думала, думала о своем… Казалось, что память унесла ее куда-то в далекое прошлое, во времена развитого социализма.

— Здравствуйте, бабушка, — попытался я начать разговор с ушедшей в себя женщиной.

Бабушка начала улыбаться.

— Ребята, вы на нее не очень внимание обращайте. Она ничего не помнит и никого уже узнать не может. Болезнь такая, Альцгеймера называется, — включилась в разговор ее соседка.

— А как вас зовут, наши дорогие гостьи?

— Я Анна Петровна, а она Ангелина Петровна. Мы сестры, живем вместе и кушать ходим тоже вместе.

— А как живется вам, расскажите, пожалуйста.

— Как живется? Да хорошо живется. Мы ни на что не жалуемся. Вот раньше пенсии нам на нормальную еду не хватало, так перебивались на одной крупе. А что, в войну вон, вообще, голодать приходилось. Наша мама лепешки необычные из лебеды пекла и нас научила. Траву ели. Нарвем, бывало, в лесу лебеды. Варишь ее, делаешь лепешки — без соли, крупы или муки — и жаришь прямо на чугунной плите. А крапивный суп — сплошные витамины: бросаешь ее в кипяток — вот тебе и суп.

— Так ведь сейчас не война.

— Так мы сейчас с Ангелочком, с моей сестренкой, и не голодаем вовсе. Мы уже давно натаскали из магазинов и с разных оптовых рынков полный дом разных круп, вермишелей и макарон. Теперь днями чистим запасы от плесени и жуков разных. У нас в квартире сыровато. Вот и заводятся вредители в наших пищевых запасах. Ангелочек все больше стирает, в ванной комнате пропадает. Видать то, что за всю жизнь за детьми, внуками да правнуками не достирала, сейчас стирать старается. Только это не стирка, а мытарство. Достает одно и то же и стирает до дыр, перекладывает потом и опять все по новой. Наверное, в мозгу что-то переклинило. Вот и находит себе успокоение мой Ангелочек у журчащей воды, да клокочущей стиральной машинки. А я на противнях муку прокаливаю. Да надев двое очков на глаза жучков да червячков оттуда и из крупы выковыриваю. Так и проходят день за днем.

А это кафе для нас как подарок от самого Бога. Тут и покушать можно и время провести интересно. Вот сегодня будет вечер в память об иркутском поэте Константине Харитонове. Его еще называли Костя Соленый. Раньше-то был писатель Максим Горький. Жизнь у него была горькая. А у нашего, стало быть, жизнь соленая была. Приходите, послушайте…

Валерка крепкий мужик, он держался. А вот я не мог. Я частенько отводил лицо в сторону, чтобы смахнуть слезу с увлажнившихся глаз.

Вечер поэзии

Настал вечер поэзии. В зале сидели пенсионеры, приглашенные гости, наши пацаны.

Шумят ветра, дожди проходят,
И осень где-то далеко.
Зима-красавица приходит,
И снегом все позамело.
И город в снег принарядился,
Своею статью веселя,
Народ на улицах столпился,
Лишь нет там места для меня.
Судьба моя, смеясь, играя
Над жизнью грешною моей,
Дорогу жизни проторяет
Сквозь стены тюрьм и лагерей.
И звук засовов, вид прискорбный
Мне душу синью тяготит,
Что было мне в душе родное,
Теперь меня уж не роднит.
Преградой каменною встала
И отдалила от меня
Мою родню, друзей и близких,
Всех тех, кому я рад всегда.
Но все пройдет, пройдет и это,
Настанет день, счастливый день,
И я, отвергнув все запреты,
Свою оставлю только тень!
И вольный ветер с ног сбивая,
Мне будет волосы трепать,
И на пороге в старом доме,
Опять увижу свою мать.

Нараспев звучал голос замечательного артиста Ивана Моисеева из Иркутского драматического театра. Потом он пояснял присутствующим в аудитории людям, что это стихотворение написал талантливый поэт Костя Соленый в тюрьме, куда его незаконно посадили.

Потом профессиональный чтец перешел на лирические произведения мало кому еще известного поэта-самородка.