Не в этом доме (СИ)

— Чёрт его знает, зачем мне это понадобится.

Сфинкс поворачивается, смотрит на устроившегося у его бока и положившего голову ему на плечо Слепого. Тот трёт обретшие тёмный цвет глаза, пялится во взятую с полки книгу.

Изнаночный свет кажется одновременно и тусклым до ужаса, и в то же время ослепляющим. Сфинксу всё это не нравится. Слепой в своей стихии, он на своём месте, а Сфинксу эта возможность держать в руках горячую чашку кажется слишком издевательской, чтобы оставаться надолго.

Время здесь идёт иначе. Сфинкс поднимает глаза на тикающие на стене часы. Они здесь не больше получаса по их реальности, а меж тем здесь, в этом тёплом доме на границе Изнанки прошло уже несколько часов. Достаточно, чтобы устать от бесполезной попытки научиться читать в свои восемнадцать.

— О-ом, — Слепой запинается и вздыхает. — Твою мать.

— Сомнения, — тихо подсказывает Сфинкс, наклоняясь к книге и проводя указательным пальцем по слову на странице.

— Да как так, — Слепой морщится.

— Первая «с».

— На «о» похожа.

Сфинкс снисходительно улыбается. Здесь, в Изнанке, всё настолько естественно, что он позволяет себе забыть, насколько у уткнувшего нос в книгу Слепого особенный слух.

Улыбку он слышит. И тут же возмущённо фыркает.

— Ты чего лыбишься? — негодует. — Тебя посадить сейчас по Брайлю читать, так же тупить будешь.

Сфинкс виновато отводит взгляд.

Его правда.

Слепой недовольно дёргает плечом и отправляется покорять следующее слово. Сфинкс лениво скользит взглядом по строчкам, по нахмуренным бровям друга отгадывая, когда следует подсказать.

— Давай ещё раз, всё вместе, — советует он.

— Меня с-дов…

— Одолевали.

— Это «о»?

— Да.

— Да какого хрена?

Сфинкс тихо смеётся над недовольством друга. Не может заставить себя не смеяться, хотя из уважения к вожаку этого, пожалуй, делать не стоит.

— Меня одолевали сомнения, — без запинки прочитывает он. — Ну же, Слепой.

Тот раздражённо откладывает книгу на колени и устало зевает.

— Ну или сдайся и завались дрыхнуть, — веселится Сфинкс, но не настаивает на продолжении урока.

В этой жужжащей странными заоконными звуками тишине морит обоих. Слепой прячет лицо в ладонях, поворачивается к Сфинксу, устраивается удобнее. Тот растерянно замирает. Неуверенно косится на левую руку.

— Отлежал, — поясняет Слепой, по-своему толкуя удивление Сфинкса. — Я тяжёлый, извини.

Он приподнимается, укладывается, съезжая ниже, чтобы не давить на руку друга. Сфинкс мотает головой.

— Нет, — торопливо заверяет он.

Слепой поднимает на него глаза. Пытается прочесть эмоции, догадывается Сфинкс. И усмехается, когда он снова прячет лицо и напрягает слух.

Слишком не привык.

— Я просто, — Сфинкс неуверенно хмурится, — обнять тебя хотел.

Слепой тут же вскидывает голову.

— Чего? — о, а вот теперь похохотать, видимо, настала уже его очередь.

Сфинкс закатывает глаза.

— Нет, конечно, я предпочёл бы обнимать Русалку, — ворчит он. — И будь она здесь, ты бы вообще сейчас учился самостоятельно.

— Я от тебя тоже не в восторге, знаешь ли, — не уступает Слепой.

— Прекрати, ты понял меня прекрасно, — теперь Сфинксу хочется уже не обнять Слепого, а поставить ему фонарь под глазом.

Бесит он его. Вот всегда бесил и сейчас бесит.

Лучший друг, всё-таки.

— Понял, — Слепой улыбается надменно.

Сфинксу на мгновение кажется, что его ухмылки над чужими попытками читать были примерно такими же.

— Обнимай, — разрешает Слепой и кладёт голову на чужое плечо обратно.

Сфинкс медлит. Нет, серьёзно, лучше бы ходоком в Изнанку была Русалка. Она его, в отличие от этого вот, любит, ценит и уважает, и смеяться бы не стала.

Сфинкс с подозрением косится на терпеливо ждущего Слепого.

Вроде пока тоже со смеху по полу не катается.

Сфинкс неуверенно кладёт ладонь на чужую спину. Свитер колючий, с засохшей шершавой грязью. Сфинкс морщится. Под пальцами под греющей кожу тканью выступающие позвонки — худой, чёрт.

Слепой опять зевает в чужое плечо и закрывает глаза. Молчит, никак не комментирует чужую нерешительность. Сфинкс чувствует укор собственной совести. Он вот не молчал, когда Слепой тупил.

Сфинкс злится на самого себя и обхватывает чужое плечо второй рукой. Слишком резко, понимает он, когда Слепой вздрагивает. Чужое молчание всё ещё действует хуже любого укора, поэтому Сфинкс торопливо ослабляет хватку.

Устраивает руки на чужой спине и замирает. Напряжённо пялится перед собой, боясь опустить глаза, пальцами запоминая колючие ворсинки на чужом свитере, выпирающие лопатки и попавшие в капкан чужих ладоней грязные прядки.

— Ты в порядке? — уточняет Слепой.

Голос чуть приглушён. Сфинкс списывает это одновременно и на своё собственное волнение, и на свою рубашку, в которую эта морда уткнулась.

— В порядке, — отвечает резковато, пожалуй.

— Тогда дышать тоже не забывай, — комментирует Слепой.

Честное слово, если бы Сфинкс не хотел знать, каково это, обнимать другого человека, он бы этому Слепому так под дых коленом вмазал, что…

— Прекращай давить, рёбра мне сломаешь, — просит.