Не в этом доме (СИ)

Слепой зевает, закрывая рот ладонью, ловит себя на мысли, что, наверное, сейчас Лось обидится на его сонливость. Захлопнет книжку, подтолкнёт коленом, чтобы поднял лохматую немытую голову. Слепой замирает, как зашуганный зверёк, готовый уйти по первому же полунамёку.

— Разморило?

Голос добрый, негромкий и ласковый. Немного насмешливый, что простительно. Слепой мотает головой. Ничего его не разморило.

— У тебя глаза слипаются, надеялся, что я не замечу? — в голосе слышен смех.

Ну, если честно, да. Надеялся.

Просто ему слишком тепло от всех этих роящихся мыслей, что он нужен, тепло от того, что ветер заглядывает в комнату, но не пробирает, как летняя прохлада, тепло от окутавшего тишину голоса.

Отложенную книгу провожает на диван рядом тихий шорох, шелест страницы и загибаемого уголка. Взрослые обычно так не делают. Взрослые берегут вещи. Слепой запрокидывает подбородок, как если бы мог проводить взглядом, как везучий шорох, закрытую историю, и натыкается макушкой на чужую руку.

— Спокойно, я тебя не прогоняю, — Лось снова улыбается, и в голосе это слышно. — Если хочешь, можешь остаться тут, пока твои кино смотрят. Уверен, твой друг тебе потом всё в таких красках расскажет, что Клинту и не снилось.

Чужая ладонь накрывает макушку полностью. Треплет покровительственно по волосам. Слепой благодарно улыбается. Неумело растягивает губы — ему самому кажется, что это жутко, но раз другим это нравится, если Лосю кажется, что улыбка в человеке это с какого-то вдруг перепуга важно, то он будет стараться. Даже лучше стараться, чем старался полюбить унылую книжку. Честное слово, что за бредятина эти ваши «Маугли», да он примерно с тем же самым каждый день сталкивается.

Ему не надо говорить, что он хочет остаться. Его взрослый слишком мудр, чтобы этого не понять.

Он слушает рассорившихся под подоконником воробьёв, слушает потерявшийся в ветвях ветер и тихое пение почему-то вдруг любящего его — правда-правда! — старшего. Лось тихо бормочет, недовольный, выплетая из длинных грязных прядей затерявшийся листочек, говорит что-то про ванную и какие-то скучные нудные правила, которые всё равно не делают его одним из тех, неправильных, взрослых, коих большинство. Прядки путаются в огрубевших пальцах, как падающие на голову листочки. Большой и указательный пальцы зацепляют по прядке, скользя по всей длине, отчего очень щекотно и очень, очень приятно. Слепой проваливается в полудрёму. Старается не засыпать — это тёплое состояние между сном и явью хочется зацепить, продлить. Во сне время идёт быстрее, поэтому спать сейчас нельзя. Голос над ухом напевает что-то очень весёлое, что-то привязавшееся с утра из-за неосторожно включённого за завтраком радио. Слова в песне стягиваются в одно, гулом заполняя мысли. Дремотное состояние становится всё теплее и невесомее, в него хочется провалиться полностью, и требуется усилие воли, чтобы держаться.

— Лось, ты здесь? — дверь хлопает, когда её грубо пинают, взбудоражено и с каким-то диким восторгом. — Ты не видел Сле…

Голос обрывается, замирает где-то там, на пороге, не пересекая комнату. Слепой досадливо морщит нос, сворачивается клубком, прячет лицо в чужое колено. Только вопреки его досаде, дремотное чувство не успевает рассеяться, когда убранная было ладонь возвращается обратно, накрывает собой висок и затылок почти полностью, прячет от бешеного мира. Слепой благодарен за это Лосю — понимающему, читающему не только тексты книг. Плечи опускаются, а белёсые глаза — слипаются снова.

— Он что, спит? — голос слышится почти над ухом, благо, Кузнечик догадался перейти на шёпот.

— Нет, — Лось усмехается, опускает взгляд на протяжно зевающего ребёнка, уютно пристроившегося у него на коленях. — Пока, — добавляет он.

— Я хотел рассказать ему про фильм, — голос Кузнечика такой разочарованный, что Слепому хочется фыркнуть со смеху.

Ну только тогда ему придётся про фильм этот несчастный слушать. С шуршанием Кузнечик забирается на диван рядом, прислоняется к чужому плечу. Трётся щекой.

— Завтра расскажешь. Сегодня разрешаю лечь попозже, не думаю, что ты сейчас уснёшь.

— Там Волк возомнил себя индейцем, — Кузнечик хихикает.

— Беги к остальным, — Лось хлопает Кузнечика по плечу мягко, и голос снова становится тише. — я перенесу его к вам, когда уснёт покрепче, хорошо? Утром наговоритесь.

— Хорошо, — голос звонкий, и Кузнечик тут же ойкает, когда Слепой дёргается от неожиданности. Голос срывается на противно громкий шёпот. — Доброй ночи.

Он убегает, благо, не хлопая громко дверью, и его шаги, как равно и вся надоевшая реальность постепенно сворачиваются и тонут в тихом шелесте листьев, в тёплом пении и тяжёлой, ласковой ладони.

========== 12. Серёжка (Табаки, Лорд, Сфинкс, Слепой) ==========

— У тебя появилась невероятная возможность меня помучить.

Лорд переводит взгляд с бешеных, наверняка не совсем трезвых огоньков в глазах Табаки на блеснувшую в свете настольной лампы иголку в его руке.

Моргает.

— Что? — переспрашивает он, неуверенно косясь на остальных.

Те подло делают вид, что в комнате их нет, да и не было никогда.