Не в парнях счастье

– Нет, ну, если так рассуждать, то, конечно, депрессия будет бесконечной, – заверила меня Танечка.

– А как рассуждать? Сорок часов в неделю, сто шестьдесят часов в месяц, а если умножить на двенадцать месяцев… – сосредоточенно считала я, благо калькуляторы в банках есть на столе у любого сотрудника.

– Умножай на одиннадцать, потому что месяц – отпуск, – влезла наша охрана с деловитым видом.

– Да, отлично. И все равно получается, что если считать сорок лет… во сколько мы на пенсию выходим? – подняла голову я. Татьяна вытаращилась на меня и повертела пальцем у виска.

– Ты еще спроси, во сколько мы примерно лет помираем! И все посчитай.

– Согласно нашему законодательству, кажется, бабы с пятидесяти лет, а мужики с пятидесяти пяти, – не обращая внимания, продолжила охрана. Кажется, его мои расчеты тоже заинтересовали.

– Ты где это взял? Это же очень рано, – возразила Татьяна.

– Я… не помню, где взял, – помотала головой охрана. А потом осклабилась: – А, вспомнил. В троллейбусе говорили. В объявлении.

– Ладно, мы не в троллейбусе. У них там вредная работа и все такое. Берем шестьдесят лет – это средняя цифра, все согласны? – возбужденно продолжала я. – Мне двадцать шесть. Стало быть, мне в таком режиме работать еще тридцать девять лет. Для ровного счету – сорок.

– Звучит пугающе, – поежилась Татьяна. Остальной банковский народ тоже с интересом поглядывал в нашу сторону. Кто-то, я видела, втихую тоже что-то считал на калькуляторе.

– Сорок лет множим на сто шестьдесят часов и на двенадцать месяцев – и получаем… семьдесят шесть тысяч восемьсот часов! – торжественно провозгласила я. Народ помолчал, а потом задумчиво спросил:

– А это много или мало?

– А мы продаем или покупаем? – ехидничала охрана.

– Мы продаемся, – с демонической улыбкой пояснила я. – А это значит: три тысячи двести дней, сто шесть и шесть, шесть, шесть, шесть после точки месяцев, если считать, что в среднем месяц – это тридцать дней, или восемь целых и девять десятых года.

– Н-де, – процедила охрана. – Прямо даже как-то жалко.

– Только вдумайтесь, мы продаем минимум десять лет нашей жизни, лучшие десять лет, причем часы бодрствования и активности! А что получаем взамен?

– Зарплату, – грустно развела руками Татьяна. Народ начал успокаиваться. Десять лет – цифра, конечно, страшная, но…

– Надо же вычесть время перекуров и чаепития, во время которых мы не работаем, а получаем удовольствие, – вставила операционистка Леночка, которая на чаепития и перекуры тратила, наверное, треть своего рабочего времени.

– А я болею часто, – добавил менеджер Витя. – И вообще, а что делать, если не работать?

– Это вопрос, – согласилась с ним я.

Мысли о бренности бытия продолжали терзать меня денно и нощно. Особенно нощно, лежа одна, в своей спальне, освещенной уличным фонарем, и слушая, как шуршит наш старенький дом, я чувствовала, как жизнь моя протекает сквозь мои пальцы. Сквозь меня. А я только стою и покорно жду, куда меня вынесет волной, на какую отмель. Нет уж! Я чувствовала, что надо срочно что-то менять, пока пески времени не просыпались на дно песочных часов и мне не настала пора идти и оформлять заслуженную пенсию. После всех расчетов это время уже казалось не за горами. И вот однажды ночью, когда фонарь был особенно ярок из-за дополнительного света полной луны, я вскочила в кровати часика эдак в три ночи и сказала самой себе:

«Свекровь-то была права! Надо тоже родить. Родить для себя. Безо всяких этих мужиков. И будет кого любить. И кто-то будет любить меня».

«Ты сошла с ума? – спросил меня внутренний голос, тут же откуда-то появившийся в голове. – Как ты это видишь?»

«А прекрасно вижу! – уперлась я. – У меня есть мама, она поможет. Она, кажется, уже несколько лет только и делает, что спокойно вдыхает и выдыхает. Пусть для разнообразия помогает мне с внуком».

«Ну, допустим, – согласилась я сама с собой. – Но что ты знаешь о детях? Что ты знаешь о матерях? Да если тебе дать ребенка, ты его забудешь в супермаркете, пока будешь искать легкий майонез. В тебе же никакой ответственности. Ты же не хозяйственна, неаккуратна, никогда не соблюдала режим».

«Это голос Сергея тут?» – полюбопытствовала я. Так обо мне высказывался только мой бывший муж, и надо же, он, видимо, даже меня саму умудрился убедить в собственной правоте.

«Ты не справишься», – снова прозвучали нотки паники.

«Но… но что же делать? Не заводить же кота! – чуть не расплакалась я. – Хочу ребенка! Хочу!»

«Успокойся, – попыталась воззвать к совести я. – Успокойся, дура ты, дура. И потом, подумай, а где ты, в самом деле, раздобудешь ребенка?!»