Не в счет

— Низзя быть такой бессердечной, Калинина! Ты ж врач!

— Ты тоже. Кофе будешь?

— Который опять убежал?

— Он не…

— И газ ты не выключила, — она подмечает едко, пока я, проследив за её взглядом, едва слышно чертыхаюсь и к треклятой плите бросаюсь. — Шикуешь, мать. Тебе что, Гарин после свадьбы пообещал всю квартплату оплачивать?

— Чего?

— У тебя вода хлещет, — свой умный вопрос Ивницкая поясняет, отпускает на пол Арчи, чтобы, обдав запахом духов, к раковине протиснуться и краны завернуть. — И тут, и в ванной. Кофе ты вылила, себя не вымыла. Калина, ты…

Я… я ничего.

Ничего я не сделала, только вспомнила.

И под понимающим — до отвращения понимающим — взглядом Полины Васильевны эти воспоминания перед глазами вновь встают. Никуда-то — проклятье! — они не отправляются, не смываются вместе с кофе.

— Нам меньше чем через час надо быть в отеле, — она напоминает тихо, отставляет со звучным стуком турку, которую в руках покрутить и так и этак успела. — Надо собираться, так что давай. Я кофе сварю, а ты пока в душ.

— Спасибо.

Мне же, правда, надо.

Под воду.

Горячую.

Иль кипяточную, как ворчит Ивницкая, добавляя, что у меня тяга к мазохизму. Измайлов же, как-то выпендриваясь, умудрился обозвать это селфхармом.

Придурок.

А я…

Я, перешагивая бортик ванны, глаза закрываю, запрокидываю голову, ловя губами воду, что по плечам и лицу, падая, бьёт. Она стучит по плитке и дну ванной, попадает брызгами в уши и нос, в рот.

Эта вода склеивает в тяжёлые жгуты-змеи волосы.

Тогда… тогда, тоже сплетая пряди, шёл дождь.

* * *

— Куда? Куда-а-а ва-а-ама? На Курфюрстенд-а-а-амма, — я тянула и растерянно, и отчаянно, и с долей раздражения.

Три круга вокруг двух корпусов больницы этому раздражению крайне способствовали. Особенно, если прибавить субботу на календаре, восемь часов три минуты на часах и минус два на градуснике.

То, что учиться в меде — на квесты не ходить, за два месяца оной учёбы я поняла и осознала весьма так хорошо, местами даже прониклась, но… такое «но». Всё началось в прошлую субботу, когда с плохо замаскированной радостью нам объявили, что следующие два занятия пройдут в паллиативном отделении, а значит целых две субботы наши, не облагороженные и каплей интеллекта, рожи видеть не придется.

«Идете сразу туда, — в самом конце пары бодренько сообщил наш дражайший Анатолий Борисович и на всякий случай уточнил. — Сюда заходить не надо. Поняли?».

Поняли.

А вот теперь понимали окончательно, что туда — это непонятно куда.

В первом, терапевтическом, корпусе никакого паллиативного отделения, как сказали на вахте, не было. В хирургическом же внизу было пусто, поэтому четырёхэтажное здание, ставшее за последние двадцать минут мне таким родным и близким, в поисках каких-либо указателей и вывесок я обошла на четыре круга.

Поозиралась после в поисках если не знака свыше, то хотя бы людей, которых, впрочем, не наблюдалось, а потому в телефон, замедляясь и открывая задушевную беседу группы, я вновь уткнулась.

Там было интересно.

И вот с одной стороны, сообщение Валюши, что она опаздывает, но точно будет, пока же пробирается сквозь какое-то болото, меня успокаивало. Даже дарило надежду, что не опозданием единым, а вполне так коллективным пройдет сегодня пара.

То бишь люлей отвесят не мне одной.

Это же радовало и радует всегда.

Но с другой стороны… дождь, начавшийся противной моросью, быстро превратился в мерзкий ливень. Образовались озёра луж, в которых искупать и промочить сапоги я пару раз благополучно успела.

Замёрзла, как цуцик.

Потекшая тушь, оказавшаяся вопреки рекламным обещаниям совсем не водостойкой, хорошего настроения тоже не добавляла.

Да и… часть группы до нужного места всё ж добралась и даже написала, что по этажам, разделив на могучие кучки, их развели. Правда, отвечать на животрепещущий вопрос — Куда именно идти⁈ — вызвалась только Катя.

Она же староста, которой Сусаниным подрабатывать можно, ибо объяснять пути-дороги Катька никогда не умела.

До сих пор, к слову, не умеет.

Поэтому выслушав её сумбурные и невнятные — вот прямо от шлагбаума до дома, потом налево к дому и жёлтое здание увидите — указания, я приуныла.

Карты, выручавшие обычно, показывали, что на территории пятой больницы я уже нахожусь, а следовательно, свою задачу выполнили. Искать конкретное отделение они отказывались. Уточняющие вопросы, отправленные в беседу, кроме бродящей по болоту и тоже взывающей о помощи Валюши, никто не читал.

А потому, нарезав ещё один круг и даже подойдя к явно техническому одноэтажному зданию с трубами, я уже решила повернуть назад и с чистой совестью уехать домой, но… увидела Измайлова.

Он, забив, кажется, на время и дождь, неспешно вышагивал мне навстречу. Серое пальто, чёрные перчатки и зонт, не заляпанные грязью штаны и ботинки. Невозмутимое выражение лица и идеально уложенные волосы.

Ни дать ни взять ожившая картинка аристократа.

Идеального Кена, который своей идеальностью и непробиваемостью все два месяца и шесть дней учебы меня так… задевал. Бесил, если честно. Ещё выводил из себя и цеплял раз за разом мой взгляд.