Не верь глазам своим (СИ)

Лайла резко обернулась и всматривалась в темноту зала, но спустя несколько секунд поняла, что голос доносится из-за кулис. Джей стоял, прислонившись к стене между длинных тёмных полос ткани, отделявших сцену от закулисья. Свет сигнального фонаря едва выхватывал его фигуру из тени.

— Я остановился прямо на обочине дороги, достал ноутбук и просто набил несколько нот. И слова сами посыпались из-под пальцев. Я едва успевал печатать. Я смотрел, как она спит, и сердце так громко стучало в ушах, что я боялся ее разбудить этим грохотом. И не верил собственному счастью, — он замолчал, будто вспоминая, как это было, и Лайла почувствовала себя неловко, словно лишняя в этой тишине.

— Привет, — она негромко поздоровалась и повернулась обратно к роялю. Она смотрела на свои пальцы и не решалась снова прикоснуться к клавишам. — Я…

— Добрый вечер, Лайла, — Джей не двинулся с места, поэтому звук его голоса разбавлялся эхом и расстоянием. Но девушка все равно вздрогнула от того, как знакомо прозвучало ее имя.

— Я подумала, что ты хотел увидеть, что же вышло из наших интервью… — она так и не повернулась, поэтому вздрогнула, когда Джей возник прямо у нее за спиной, наклоняясь к инструменту так, что девушка оказалась в его объятьях. Он наиграл несколько фраз, пока Лайла приходила в себя от странно-родного прикосновения.

— Именно эти ноты каждый раз заставляют мое сердце снова стучать громче. Потому что они будто возвращают меня в ту ночь, когда в моей душе раскрылся робкий цветок надежды на то, что у нас с моей любимой все получится. Надежды на то, что я больше не упущу свой шанс. Надежды на то, что она сможет дождаться того момента, когда я смогу наконец открыть ей свой секрет. Мы приехали в одно милое местечко, но она так крепко спала, что разбудить ее у меня рука не поднялась. Тогда почти всю ночь я писал. Писал о последних нескольких днях. О тех жутких эмоциях, что мне довелось испытать, о тех страхах, что заполняли душу, о том бесконечном сожалении и таком же бесконечном счастье, когда стало ясно, что моя любовь не отказалась от меня. Я смотрел на звезды, которые прекрасно видны в провинции в безоблачные ночи, и понимал, что эти двадцать четыре часа изменили меня навсегда. В меня будто вдохнули новую жизнь, и я под совсем другим углом посмотрел на себя, на свое творчество, на свое окружение. Я будто в один миг прозрел. Я так ясно увидел, как нужно изменить мои работы, какую концепцию выбрать для несостоявшегося в тот субботний апрельский вечер презентации… И просто понял, что в голове бьет вулкан идей, которые я буквально вынужден записать и реализовать. Вот тогда-то я и набросал практически половину альбома. — Все это время парень наигрывал мелодию, хотя стоять тому было, наверное, очень неудобно. Но он не отпускал, лишь немного сдвигался по октавам, и девушка в его руках будто качалась на волнах, подчиняясь его движениям.

Его шепот пробивал Лайлу до дрожи, потому что она чувствовала, что сходит с ума. Что прямо сейчас она находится в выдуманной реальности, где ее неадекватные мечты, посещавшие ее во снах или после хорошей порции вина, стали явью, только это все не могло быть правдой, и от этой смеси непонятных, желанных, страшных, и совершенно необъяснимых эмоций у нее текли слезы. Джей был таким же родным, как и Генри, и это пугало до чертиков, потому что так быть не могло. Не должно было. Но было.

— Вернувшись к обычной жизни, я был настолько гоним этой чертовой необходимостью выплеснуть все эмоции, впечатления, все пережитое в творчество, что забыл о той надежде, что грела меня, не переставая. Я ушел в работу. Но вместе с этим, я лелеял в душе мечту, что когда она будет завершена, мое счастье увидит меня в новом свете, поймет меня, примет; что услышав мое признание, сможет сама догадаться о том, что я так боялся ей сказать. Но она не дождалась. Она меня оставила.

— Зачем ты мне все это говоришь? — смогла выдать девушка, хотя язык едва ли готов был двигаться. Они уже несколько минут находились в тишине: Джей выпрямился и еще крепче прижал к себе хрупкие девичьи плечи. Его голос не стал громче, но акустика помещения позволяла ей четко слышать каждое слово. Лайла не могла двигаться, даже пошевелить рукой, застывшей на коленке, но внутри ее разрывало от непрошенных чувств. Их было так много, что она не все из них могла осознать. И из-за этого шквала эмоций у нее не получалось четко мыслить, а если какая-то сформированная мысль и останавливалась на секунду, чтобы девушка успела ее уловить, то тут же оказывалась сметенной потоком постоянно меняющихся ощущений: от какого-то непонятного восторга до летящей пропасти апатии. Это был такой сумбур, с каждым новым мгновением запутывающий и захватывающий сильней и сильней, что долго его выдержать было просто невозможно.