Не верь глазам своим (СИ)

Внезапным порывом ветра балконную дверь распахнуло. Воздух в комнате пришел в движение, обостряя запахи лепестков, свечей, пота, их близости, сена и цветов, спящих сейчас под окнами замка. Легкая прохлада заставила соски Лайлы вновь заостриться, отчего у молодого человека вновь перехватило дыхание, а кровь прилила в паху. Не давая девушке опомниться от острой неги наслаждения, испытанного несколько минут назад, Генри снова принялся ласкать ее, на этот раз инструментом выбрав собственный язык. И пока пальцы точными движениями виолончелиста усиливали напряжение, лаская соски, язык широкими сильными движениями уверенно продвигался внутрь ее тела, периодический выскальзывая, обводя клитор, подразнивая после того, как плотно сомкнутые губы сжимают его в нежных тисках.

И снова их комнаты наполняются вздохами, стонами, криками, и Генри только сейчас обретает способность мыслить четко после своего неожиданного, неминуемого и такого быстрого оргазма. Продолжая языком то, на что выдержки безумно долго ждавшего этого достоинства не хватило, он руками ни на секунду не оставлял жадное до его ласк тело в покое, поглаживая, пощипывая, массируя каждый попавшийся на пути движения пальцев кусочек. Почти пришедшая к способности мыслить Лайла снова была не в себе, выпрашивая, выстанывая, обещая что угодно ради новых ласк, новых ощущений. Она чувствовала себя несущейся на волнах стремительно приближающего к берегу цунами, нежность охватывала ее со всех сторон, но ее было катастрофически мало, и девушка ждала в нетерпении, когда же ее выбросит на жаркий берег, где эти волны накроют ее с головой и, наконец, на смену нежности придет страсть, сминающая, стирающая все на своем пути, покоряющая, не дающая выбора и дарящая всепоглощающее удовольствие. Когда очередной порыв ветра снова не принес ожидаемого облегчения, девушка издала настолько призывный, требовательный, отчаянный стон, что Генри опять чуть не подвел самоконтроль. Не в силах больше противиться любимой, он, лишь на мгновение прервавшись от своих ласк, снова вошел в нее, получая по телу благодарную волну удовлетворяющего удовольствия. Двигаясь мягко, размеренно, нежно, он наблюдал за тем, как Лайла постепенно приходит в себя, выныривая из своего океана и обретая способность мыслить. Она чуть шире развела ноги и обхватила его за талию, прижимая к себе. Открыв глаза, она посмотрела на него, и улыбка перенеслась из взгляда на лицо, озаряя его сиянием.

— Генри… Это просто невероятно… — не узнав своего голоса, она чуть приподняла голову, приоткрывая губы, чтобы через мгновение ощутить нежный и глубокий поцелуй. Она потихоньку осознавала свое тело, чувствуя каждую его частичку по-новому. Но долго в этой размеренной тонкой нежности ей побыть не удалось. Движение любимого внутри нее едва уловимо изменились, даря больше обещания и раззадоривая кровь, хотя ни ритм, ни скорость фрикций не поменялись. Увлеченная этим изменением, пытаясь отслеживать реакцию своего тела, улавливая волны жара, расходящиеся от едва вибрирующего комка в паху по всему телу, она была сражена внезапно заполнившим ее душу чувством принадлежности своему мужчине. Пока ее голова пыталась глупо контролировать распространение ощущений по кровотоку, тело искренне и бездумно отзывалось на эмоции и движения возлюбленного, не пытаясь анализировать, подчиняясь целиком и полностью, безапелляционно и благодарно. Как только эта мысль была осознана, ее пронзила острая стрела удовлетворения: «Генри теперь ее, он, наконец, убрал последние препоны, разрушил все границы и стены, возведенные им по одному ему известным причинам, и теперь полностью принадлежит ей. Как и она ему». И вслед за этим мощный поток удовольствия стер все остальные мысли, заполняя чистым, звенящим блаженством.

Генри прошибло током от того, насколько отзывчивым к его ласкам было тело любимой. Он с победным удовлетворением наблюдал за тем, как мускулы девушки содрогаются в экстазе. Осознание того, что именно он является причиной этого экстаза, давало ему дикую, неуемную, непоколебимую веру в себя и свои силы сделать эту женщину счастливой. На смену жестокому самоконтролю, заставляющему сдерживать собственное удовлетворение, пришло животное, инстинктивное желание обладать своей женщиной бесконечно, вбиваясь в податливое тело, доказывая ее принадлежность, заявляя свои права на каждый стон, каждый взгляд, каждый жадный вдох, и получать удовлетворение от этого. Теперь вместо сдерживаемого силой воли желания нарастало другое — присвоить себе это тело, каждую его клеточку. И мужчина получал немыслимое удовольствие от того, как стонет, изгибается, задыхается в своей эйфории от каждого его движения Его Лайла. Не могло быть и речи о том, чтобы закончить этот акт единения, Генри нуждался в продолжении намного больше, чем в развязке.