— Тебе книжки писать, Алин, — помолчав, все же ответила Инна. — Будь проще. Тебе нравится мужик — возьми, да завоюй. Сделай так, чтобы дышать без тебя не мог, чтобы даже не вспоминал о своей жене.
— Я не уверена, что хочу этого, — покачала я головой, как будто подруга могла видеть меня. Действительно, какая может быть уверенность, если я сама не до конца понимаю, какие чувства испытываю к Олегу. Влечение? Физическую тягу? Или это нечто большее. Куда большее, то, о чём мне говорить просто страшно?
— А ты подумай хорошенько, — отозвалась Инна. — Пока его женушка прохлаждается в Европе, ты можешь занять её место, — говорила она серьезно, я чувствовала это. И от этих слов все внутри меня отзывалось странным согласием. Еще несколько недель назад я резко ответила бы «нет», а сейчас… Сейчас я уже не знала.
— Знаешь, если бы я не была беременна, я бы сейчас предложила тебе поехать в бар и напиться.
— Ну, можно ограничиться домашними посиделками и мороженкой, — хмыкнула Инна. — Но я не могу, Алин.
— Ты с Козельским?
— Жду его. Приготовила праздничный ужин, — в голосе её сквозила улыбка.
Я тоже улыбнулась.
Должно быть, грустно, но искренне и светло, потому что действительно была рада за Инну. И всем сердцем желала, чтобы её история любви имела продолжение. Доброе, сильное, похожее на сказку продолжение. — Тогда хорошего вам вечера. Я, пожалуй, пойду спать.
— Подумай над моими словами, Алина.
— Подумаю, — вопреки самой себе, ответила я. — Обещаю, что подумаю.
Отложив телефон, я завела руки за спину и принялась расстегивать пуговички, чтобы снять ставшее ненавистным платье. Ненавистным, по крайней мере, на этот вечер. Напоминание о том, кто я для Олега. О том, что право выбора принадлежит ему и только ему.
С огромным трудом и не сразу, но все же мне удалось расстегнуть все пуговицы до единой. Если удалось застегнуть, то уж расстегнуть… Стянула через голову и небрежно бросила платье на пол. Оставшись в нижнем белье, сдёрнула с дивана плед и, завернувшись в него, направилась в кухню.
Горячий чай с медом и лимоном, вот что мне сейчас было нужно, чтобы успокоить разбушевавшиеся внутри негодование, злость и разочарование. Хотелось заплакать, но я не дала себе окончательно разнюниться. Громов поступил скверно, я в ответ могу тоже что-нибудь предпринять. Например, уволиться.
Сама над своими мыслями потешалась. Даже засмеялась — сдавленно и совсем невесело. Смех мой наполнил кухню и утих, из груди вырвался судорожный, пропитанный так и не появившимися на глазах слезами обиды выдох. Уволиться. Ха-ха. Мы все давно поняли, что этим хуже я сделаю только себе.
Усевшись на стул в ожидании, пока закипит чайник, держа обеими руками края теплого мягкого пледа, я осмотрелась. Жена Олега… Анна. Нужно узнать об этой таинственной женщине больше. Ждать, пока Олег сам мне о ней что-нибудь расскажет, я могла до скончания веков. Какие отношения между ними? Любит ли он её?.. И если да, то почему не рядом с ней, если она больна. Почему на его рисунке вместо неё изображена я, почему он смотрит на меня иногда так, что я соглашаюсь на любое его требование, приказ или просьбу…
Одновременно со щелчком закипевшего чайника, я услышала, как ворота у дома поползли вверх, а следом яркий свет от фар скользнул сквозь кухонное окно по моей ноге. Если это вернулся Олег, то слишком рано, может быть, Антон все же приехал забрать меня? Мало ли, что могло произойти. Накрутила себя раньше времени. Гормоны. Всё эти дурацкие гормоны!
Я подскочила и, крепче сжав плед, бросилась в гостиную. Подняла платье, испытывая одновременно радость и гнев. Во мне в равной мере смешались оба этих чувства, ощущала я себя очень странно. В итоге так и осталась стоять на месте, сжимая платье в ожидании, когда в дом войдёт Громов или хотя бы Антон.
Услышала, как хлопнула входная дверь, а следом гневное:
— Отпусти, я сам дойду! Отпусти, я сказал! Свободен! — Громов практически рычал.
Я все же прошла в прихожую и остановилась у самой стены.
— Олег Константинович, вам не следовало… — вторым действительно был Антон. Пытаясь придержать не твердо стоящего на ногах Громова, он поймал мой встревоженный взгляд и едва заметно качнул головой. Что он этим хотел мне сказать, я понятия не имела и снова посмотрела на Олега. Опустившись на банкетку, он стягивал с себя шарф. Был он не совсем трезв. Скорее, совсем не трезв.
— Вон пошел, — зло кинул он Антону.
— Спокойной ночи, Олег Константинович, — перед тем как уйти, водитель снова глянул на меня. Во взгляде его мелькнуло беспокойство.
Когда дверь за ним закрылась, я, отложив платье на так кстати подвернувшийся пуф, вышла из своего убежища на свет.
— Что случилось? — спросила прямо, остановившись у стены напротив Громова. Нас разделяло как минимум два метра. Но я чувствовала его даже на расстоянии.