Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»

Закончить он не успел, потому что в самый кульминационный момент входная дверь открылась и в квартиру на рысях влетела драновская жена Сима. Швырнув на пороге какие-то сумки, она с ходу завопила:

— Господи, за что мне такое наказание? Через час придет машина, а он валяется на диване! Чемоданы не собраны! В квартире бардак!

Меня она как будто даже не заметила, волной ее напора я был отброшен куда-то в угол комнаты, откуда с интересом наблюдал за происходящим. Сима была худа почти до изможденности, плоскогруда и плоскозада, к тому же вооружена парой очков с толстыми стеклами. Поскольку всей редакции было известно о многолетнем Митином романе с таракановской секретаршей Неллей, оставалось только восхищаться устойчивостью его вкуса.

Сима между тем продолжала надсаживаться, начав к тому же загибать пальцы:

— Я просила убрать в кладовку эти чертовы гири вместе с этой идиотской штангой! Я просила передвинуть шкаф, свернуть ковер и вытрясти его на улице! Я просила отнести горшки с цветами в кухню! Я просила, наконец, снять с антресолей...

Воистину, если Бог хочет наказать человека, он лишает разума его жену. Митенька кидал на нее совершенно неистовые по силе взгляды, но она их не замечала. Я выдвинулся на середину комнаты, и только тут, увидев меня, она замолкла.

— Люмбаго, говоришь? — спросил я, постаравшись вложить в свой вопрос максимум сарказма. — Может, помочь тебе с гирями? Или сам справишься?

Дранов не ответил, с нескрываемой ненавистью глядя на меня из-под пледа. Я выждал еще секунд десять, ничего нового не дождался и вышел вон.

10 Айхана

Город млел, как сыр на сковородке. Он плавился, потел, исторгал миазмы, растекался огромной амебой. Жара в десятимиллионном городе — это кошмарная смесь парилки с газовой камерой. Каждый камень источает жар, каждый автомобиль — сизую вонь. Кондиционеры в «жигулях» не предусмотрены. Если открыть окно машины, становится нечем дышать, если закрыть, нечем смотреть: пот заливает глаза. В прохладном холле управления ГАИ я почувствовал заметное облегчение, но лишь в смысле физическом. В моральном плане мне предстояла очередная тягостная беседа с презирающим меня теперь Аржанцевым.

Случилось, однако, непредвиденное. Аржанцев встретил меня радушной улыбкой, в которой сквозило даже некое смущение. Больше того — он встал из-за стола и вышел мне навстречу, чтобы пожать руку! Я был потрясен. Вскоре все объяснилось.

Нашелся свидетель, вернее, свидетельница, которая точно запомнила номер белой «шестерки». И этот номер был — 87-49! Таким образом, я оказался реабилитирован. Но поисков это не продвинуло. Аржанцев объяснил, что теперь есть два варианта: либо машина была иногородняя, либо номера на ней — фальшивые.

— И часто такое бывает? — спросил я.

— Фальшивые номера?

— Нет, что свидетели номер помнят, а машину найти нельзя?

— Бывает... — меланхолически ответил Аржанцев, уже уходя от меня в какие-то текущие бумаги.

Но я не собирался так просто его отпускать. Меня внезапно пронзила одна мысль, которая, я знал по опыту, теперь не отпустит, станет навязчивой идеей до тех пор, пока я сам себе не докажу, что все это бред, плод моего разыгравшегося воображения. Либо не выясню прямо противоположного. И я судорожно забормотал что-то насчет своего желания написать про работу наших славных сыскников, которая не только опасна, но и трудна, что надо бы показать читателям изнанку розыска, не одни, так сказать, удачи, но и пот, так сказать, и кровавые мозоли, что...

Аржанцев, не дослушав, встал, открыл шкаф, выдвинул ящик с карточками.

— Вот тебе все «висяки», можешь над ними работать. До кровавых мозолей.

Я принял ящик в свои слегка дрожащие руки и уселся за свободный стол. Впрочем, в процессе лихорадка поутихла. «Висяков» было много, полна коробочка, а меня интересовали вполне определенные. В стеклах офисных зданий на той стороне Садового уже разлился густой багрянец заходящего солнца, когда я перевернул последнюю карточку. В блокноте у меня было пять адресов наездов автомашин на людей. Пять трупов. Пять случаев, когда свидетели согласно указывали и номер машины-убийцы, и цвет, и марку. Пять раз, когда отдел розыска ГАИ так и не смог по этим данным никого обнаружить.

К себе в контору я приехал как раз к подписанию завтрашнего номера. Народ потихоньку расходился. Из дверей фотолаборатории, небрежно размахивая своим «кэноном» с длинноствольным телевиком, вывалился сильно нетрезвый пушкарь Пыпин. Его багровое угреватое лицо напоминало внутренность переспелого арбуза. Слова он с трудом переплевывал через губу, как семечки. Рубашка на груди была расхристана, почему-то расстегнут брючный ремень. Увидев меня, он широко раскинул руки, примерно на метр промахнулся в попытке обнять и заорал со слезой в голосе:

— Игоряша, я на травку хочу, к водичке, а никто меня не поддерживает! Поехали купаться в Сыр-Бор...

Я молча отмахнулся от него, а всегда угрюмый юморист Чепчахов, проходя мимо, заметил:

— Пускай едет. Пьяных и дураков Бог бережет. А тут двойная гарантия.