Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»

— Странно — что именно?

Фураев провел рукой по лицу в тщетной попытке разгладить давным-давно измятый бумажный клочок. Потом сказал:

— Все странно, с самого начала. Это случилось зимой. Саша поехал к какому-то школьному приятелю. Один. Без машины. Без охраны. Когда возвращался, стал ловить такси. Это было поздно ночью, но милиция, кажется, отыскала каких-то свидетелей. Он вышел на проезжую часть, поднял руку, и тут его сбила проезжающая «волга». Ее не нашли. Первой нашей мыслью было — это убийство. Слишком многим была нужна его смерть. Слишком выгодна. Но потом меня разубедили. Да и сам я себя разубедил. Он поехал к этому приятелю, никому не сказав ни слова, куда едет. Никто не мог знать, что он там, сколько пробудет, когда выйдет. Мы все уговорили себя, что это случайность... И тут приходите вы. Дорого я бы дал за то, чтобы узнать, как было на самом деле...

— Чем занимался ваш сын? — повторил я свой вопрос.

Михаил Анисимович с силой потер ладонями лицо, и мне показалось, что я слышу, как оно шуршит и хрустит под его пальцами.

— Нефтью, — сказал он наконец. — Александр был генеральным директором компании «Нео-Нефт». Квоты, таможенные льготы... Вы имеете об этом представление?

— Приблизительно, — кивнул я.

— Приблизительно... — с горечью повторил Фураев. — Господи, сколько раз я просил Сашу уйти в какой-нибудь другой бизнес! Одного его партнера подорвали вместе с автомобилем, банкира, который был с ним связан, застрелили из снайперской винтовки. И вот такая странная смерть...

— А кто теперь стал генеральным директором компании? — задал я свой второй сакраментальный вопрос.

— Что? — переспросил он, поднимая на меня глаза, и я увидел, как по застывшим морщинам стекают самые настоящие слезы. — Что? Кто стал директором? Дианочка, его жена. Но она, слава Богу, ничего больше не делает без совета со мной. Ведь у нее двое детей, это мои внуки...

Неловко да и незачем было дальше терзать вопросами пожилого плачущего человека.

— Спасибо и извините, — сказал я, поднимаясь, но он остановил меня движением руки и сказал:

— Это вы извините старика. Разнюнился. Я, как видите, депутат, работаю в Думе, в комитете по законности и правопорядку. Если вам нужна помощь, то мои связи...

— Нет-нет, — быстро отозвался я. — Пока не надо.

Не хватало только сейчас, на стадии подготовки материала, вмешать сюда организации, ведающие у нас законностью и правопорядком. Да еще на уровне Госдумы. Полные кранты всему делу.

Машину я уже привычно загнал в чужой двор, и поэтому, подходя к своему дому, еще издали увидел, что в моих окнах полно света. А поднявшись в квартиру, обнаружил, что в ней к тому же полно народу.

Стол на кухне был завален выпивкой и закуской. Табачный дым висел в воздухе осязаемыми клочьями, как утренний туман. Во главе стола восседал Стрихнин, одесную от него примостился на краешке стула мой верхний сосед Матюша Клецкин, а ошуюю громоздился мясной горой великолепный женский экземпляр примерно шестьдесят второго размера. Вцепившись пальцами в край столешницы, откинувшись всем телом назад и прикрыв глаза, Стрихнин пел протяжно и жалостно:

Весь город спи-ит, не спи-ит одна тюрьма,

Тюрьма не спи-ит, она давно-о просну-улась...

Матюша внимал пению с умильной и бессмысленной улыбкой на лице. Женский экземпляр слушал, подперев огромным, как у молотобойца, кулаком съехавшую на сторону щеку, похожую на большую несвежую подушку. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, насколько все трое наклюкались.

Приоткрыв слегка один глаз, Стрихнин увидел меня, открыл оба, после чего внезапно оборвал песню, заявив:

— Нет, так не пойдет. Надо что-нибудь повеселей.

И неожиданно заорал:

Гоп-стоп, Зоя,

Кому давала стоя?

Начальнику конвоя,

Не выходя из строя!

— Охальник, — жеманно пробасил женский экземпляр.

Я звучно прочистил горло, так, чтобы все обратили на меня внимание, и громко сказал:

— С вашего позволения, концерт объявляется закрытым. Стрихнин, быстренько объясни гостям, что пришли хозяева, которые дико устали и хотят спать.

Стрихнин покорно кивнул и, повернувшись к даме, игриво сообщил:

— Алевтиночка, нам пора бай-бай.

Сразу догадавшись, какой оборот примет беседа в следующее мгновение, я сказал твердо:

— На мой диван можешь не рассчитывать.

Стрихнин в испуге оглянулся на узкую кухонную кушетку и буквально зашипел:

— Смерти моей хочешь? Она ж меня тут заспит!

— А так она заспит мой диван, — парировал я и жестко подтвердил: — Не дам.