Не верь тишине

Владимир Овецкий Вячеслав Ярыкин НЕ ВЕРЬ ТИШИНЕ Роман

1

Дементий Ильич Субботин ждал гостей.

Наступал вечер, в нижнем этаже дома зажгли лампы.

— Уже запалили, — неприязненно пробурчал Субботин. — Будто в старое время.

Толстыми сильными пальцами потрогал ветку яблони. От проклюнувшихся почек шел едва уловимый аромат. Дементий Ильич сорвал одну, пожевал, ощущая ее горьковато-терпкий вкус. Прошелся по саду, где пригибаясь, где бережно отклоняя ветви. Большинство деревьев Дементий Ильич посадил своими руками, когда приехал сюда двадцать лет назад с женой, десятилетним сыном и грудной дочерью.

Тогда на этом месте был полуразвалившийся домик да участок земли, сплошь заросший крапивой да одичавшей малиной. Но прошло время, поднялся двухэтажный особняк с кирпичным низом, ровными рядами вытянулись яблони, груши, вишни, сливы… Сад стал единственным местом, где Дементий Ильич мог позволить себе раскрепоститься душой.

Когда густо опустились сумерки, приглашенные начали собираться. Сначала пришли братья Гребенщиковы — Василий Поликарпович и Иван Поликарпович, через несколько минут Карп Данилыч Митрюшин и Петр Федорович Смирнов, чуть позже отец Сергий и владелец платочной фабрики Тимофей Силыч Лузгин.

— Грех на душу берем, в эдакое время да по гостям, — степенно усаживаясь за столом, произнес Карп Данилыч.

— Греха забоялся, — проворчал Гребенщиков-старший, тощий, лысый, с жидкой бороденкой и высохшим лицом. — Об том ли думать?!

— Что это ты, Поликарпыч, с места в карьер, — улыбнулся Смирнов.

— Ты меня не осаждай, я не лошадь!

— Напрасно, Василий Поликарпович, обижаешься, — сказал примирительно Субботин. — Все мы единоверцы, никто камень за пазухой не держит. Карп Данилыч имел в виду великий пост.

— А-а, — качнул головой Иван Поликарпович, маленький и круглый, удивительно непохожий на брата. — Пост не мост, можно и объехать.

— Мы собрались нонче, — хмуро перебил Лузгин, — чтобы ознакомиться с документом, полученным отцом Сергием. — Он зорко оглядел присутствующих, ожидая тишины, и повернулся к священнику, как бы предоставляя ему слово.

Тот встал, запустил пухлую холеную руку в карман подрясника, достал сложенный вчетверо листок. Начал читать негромко, но закончил грозным басом:

— Зовем всех вас, верующих и верных чад церкви: встаньте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне святой матери нашей. Враги церковные захватывают власть над нею, а вы противостаньте нм силой веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни, ибо действуют прямо против совести народной!.. Подписано патриархом Московским и всея Руси Тихоном.

— Неужто нас одних почтил таким посланием патриарх? — ехидно скривил губы Василий Поликарпович.

— Не юродствуйте, — нахмурился отец Сергий, — сие послание разослано во все русские православные церкви.

— И значит, вы, святые отцы, хотите заключить с нами, грешными, духовный союз? — бросил Василий Поликарпович. — И не смотрите на меня, батюшка, так!

— Да что с тобой сегодня, какая муха тебя укусила? — Субботин как хозяин счел долгом вмешаться.

— Красная муха, красная! — закричал Гребенщиков. — И нечего меня призывать и успокаивать. Нужны ваши слова, когда мы с братом в одночасье всех капиталов лишились!

— Не с вами одними… — сказал Смирнов.

— Ты с собой нас не равняй! — в тон брату закричал Иван Поликарпович. — У нас трактиры, у тебя завод как работал, так и работает!

— Господа, прошу вас! — Лузгин легонько постучал ладонью по столу. — Разве об этом речь? Разве собрались мы, чтобы обвинять друг друга? Кого и в чем? Может быть, отца Сергия, которого церковь поставила вне государства? Или заводчика Смирнова, который хотя и остался хозяином предприятия, но не может самостоятельно решать ни производственные, ни финансовые, ни иные вопросы? Или купцов Субботина и Митрюшина? Так что, дражайшие братья, — закончил Лузгин после короткой паузы, — в этих ли стенах надобно искать виновников несчастий?

— Истинно глаголет уважаемый Тимофей Силыч. — Отец Сергий погладил красивую бороду. — Мало нам ныне говорить о болях и обидах, надо всколыхнуть сердца верующих, ибо не время словам, время деяниям. Объединившись, мы должны начать беспощадную борьбу с сатанистами.

— Говорите прямо, батюшка: с большевиками, — Лузгин посмотрел на него хитроватыми глазами. — В церкви вы более откровенны: богослужения в митинг превращаете. Надобно действовать тоньше, осторожнее.

— «Тоньше, осторожнее»! — вспылил священник. — Нет, не приемлю! Подобное приличествует лишь погрязшим во лжи и непристойности. Я полагаю святым долгом во всеуслышание говорить людям божью правду, открывать глаза на мерзкие дела вероотступников!