Не вернуться назад...

До моста — всего какая-то сотня метров, нужно было подползти незаметно, поджечь бикфордов шнур в тот момент, когда поезд покажется из-за поворота (все было промеряно и рассчитано заранее), и так же незаметно уйти. Хотя в районе моста было по-прежнему тихо и ничто не предвещало неудачи, эти несколько минут Аркадию показались вечностью. Он понимал, что от удачи этой операции зависело многое: и доверие к нему, и его уход к партизанам, и само его будущее. Уже поезд показался вдали, вот он вышел на прямую к мосту, а подрывника все не было. Аркадий даже вздрогнул, когда тот появился.

— Ну как? — подрывник никак не мог отдышаться и только приподнял руку с большим пальцем: порядок.

В этот момент голова длинного товарняка достигла середины моста — дам вспыхнул огромный огненный шар, тишину разорвал мощный взрыв, от которого качнулась почва под ногами и окружающий воздух, середина моста как бы приподнялась и, разломившись пополам, вместе с паровозом и передними крытыми брезентом платформами рухнула в реку. Взрыв и треск эхом пронеслись над сонной рекой и отозвались далеко вокруг.

Аркадий и его спутники бросились к берегу, вытащили из камышей лодку и оттолкнулись от берега. Они даже не обратили внимания, что после взрыва там началась перестрелка. В ночном небе вспыхивали ракеты, освещая мертвенным светом оба берега. Стрельба усилилась: подоспело партизанское прикрытие и вступило в бой с охраной моста на той стороне, — это было необходимо, чтобы дать возможность участникам операции оторваться от преследования. С того берега, из зарослей, негромко позвали:

— Давай сюда, быстрее!

Лодка еще не успела коснуться дна, как появился партизан с винтовкой и помог пристать к обрывистому берегу. Все трое прыгнули в воду и побежали за партизаном в темноту.

Бой у моста прекратился. Очевидно, прикрытие ушло, выполнив свою задачу.

Когда они, обойдя стороной раскинувшееся на берегу село, вышли в степь, начало светать. Июньская ночь была на исходе, она вместила в себя сразу столько событий в этом небольшом городке далеко в тылу, что их могло хватить на много ночей.

Аркадий остановился и посмотрел в сторону города. Там, где были электростанция и мост, догорали пожары, из города доносились глухие редкие выстрелы.

— Ты что, устал? — спросил его подрывник.

— Да нет, это я так. Доведется ли свидеться вновь? — Он не сказал, что он имел в виду. Родные места? А может быть, Ларису или своих, тетю Сашу с маленьким братишкой Витей, о судьбе которых он не знал ничего с первых дней войны?

— Ну, что там у вас, Куглер? В чем дело? — Штрекер в ярости набросился на фельдфебеля и начальника районной полиции Моринца.

— Разрешите доложить? — вытянулся Моринец.

— Ну?!

— Сбежали старший караульной команды и с ним два охранника. Взорваны мост и машинное отделение электростанции. Пожары в городе удалось потушить…

— Где обер-лейтенант Крайкер? Я вас спрашиваю, Куглер! Почему не задержали охранников?

— Герр гауптштурмфюрер, рота обер-лейтенанта Крайкера ведет бой с партизанами, — выпалил фельдфебель. — Дороги перекрыты, выставлены дополнительные посты, усилено патрулирование. Все подозрительные задерживаются…

— Хватит, Куглер, продолжайте работу. — Он повернулся к шефу полицаев. — А вы мне ответите за все!

О том, что Аркадий и его помощники должны были уйти к партизанам и, уходя, готовились, по словам Аркадия, наделать шороху, Лариса само собой знала. Она ведь была ниточкой, связывающей Аркадия с партизанами, с ее помощью партизаны передали ему взрывчатку, а потом и прислали инструктора-подрывника, которого она свела с ним. Но когда должен был произойти этот шорох — через неделю или через месяц, — она не знала, да и знать ей было не за чем.

К группе разведчиков-парашютистов Лариса не имела прямого отношения, и о том, что произошло прошлой ночью с Очеретом и радистом, она тем более ничего не знала.

В ту ночь Лариса спала, как всегда, и снились ей сны, весьма отдаленные от реальной жизни в оккупированном городе. Она видела отца таким, каким он был, когда они жили здесь еще до финской и она ходила в восьмой класс… В чудесный летний вечер они гуляют в парке. Мама в белом платье и папа в ладно пригнанной форме: в шевиотовой защитной гимнастерке, перехваченной широким ремнем со звездой и скрипучей портупеей, по три малиновых кубика в петлицах, темно-синие брюки с кантом и блестящие хромовые сапоги. И она… В новом сарафанчике. Они идут по центральной аллее парка. На открытой эстраде духовой оркестр играет: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» В парке много знакомых. На них обращают внимание. Ей весело и легко, хочется петь и кружиться. Папа почему-то ею недоволен, ворчит:

— Что он уставился на тебя? Он что, знакомый?

— Кто, папа? — Лариса с нарочитым удивлением оглядывается по сторонам.

— Да не вертись ты! Когда проходили мимо эстрады, он увидел, остановился и смотрит на тебя, даже рот открыл.