Не вернуться назад...

Они сели на облупившуюся и потемневшую за зиму скамейку в дальнем углу сквера. За старыми развесистыми липами с набухшими почками проглядывал дом, где размещалась с зимы горуправа и подъезд, из которого только что вышла Лариса. Из окон их могли видеть. Пусть видят, пусть думают, что у них любовь, пусть завидуют. Им нужно периодически встречаться, и хорошо, что это ни у кого не вызовет никаких подозрений. Так считала Лариса. Аркадий был полностью согласен с нею, но довольствоваться только этим не мог. Лариса ему нравилась, и он не скрывал своих чувств, хотя объясняться напрямую не решался, не хватало смелости, — парень он был не робкий, но Лариса держала его на расстоянии, и он не хотел рисковать. А что, если он ей совсем не нравится и встречается она с ним только потому, что так нужно для дела, да еще, может быть, потому, что давно знают друг друга, друзья, можно сказать, со школьной скамьи? Да и время такое, что сближает, заставляет людей тянуться друг к другу. Ларису он знал неплохо, знал ее характер, и если она сказала бы «нет», то тогда все, бейся об стенку лбом — не поможет. А так все же оставалась надежда. Почти месяц они не виделись, и это было для Аркадия пыткой. Помимо переживаний, с которыми можно было как-то сладить, он понимал, что надо что-то делать, но что и как, не знал. В Тот день, когда в городе появились листовки, оккупанты всполошились и начали еще туже завинчивать гайки. Начальник полиции Моринец приказал усилить охрану объектов, и охранникам пришлось ежедневно ходить в караул. Отлучаться из расположения не разрешалось. В таких условиях самовольно уходить было рискованно.

Накал постепенно спадал, и на днях было разрешено увольнение в город. А сегодня, сменившись с караула, Аркадий прибежал в сквер. Из окна Ларисы сквер виден как на ладони. Она не может не увидеть его, а увидит — выйдет обязательно. В этом он не сомневался: это было необходимо прежде всего для дела.

— Ты что такая сегодня, случилось что? — спросил Аркадий, заглядывая Ларисе в глаза.

— Какая такая?

— Да вроде другая какая-то.

— Другая… У тебя что стряслось, целый месяц глаз не кажешь?

— Я не мог. Запретили увольнения.

— На прошлой неделе у Штрекера в гостях была. Он, оказывается, не забыл о той первой беседе со мной. А сейчас уже определенно сказал, даже задание дал. — Лариса говорила медленно, с паузами, глухим каким-то не своим голосом, в котором чувствовались подавленность и растерянность. — Я шла домой. Он подъехал к тротуару, позвал. Сказал, что домой подбросит, а повез к себе…

— Как к себе? — вскинулся Аркадий.

— К себе в кабинет. Да не думай ты… Не для этого я ему нужна.

— И что ему нужно на этот раз?

— Что нужно?! Предательство нужно. Помощь ему, видите ли, нужна. Вот что нужно. Узнавать и доносить, кто расклеивает листовки, о чем говорят в городе, о подозрительных, недовольных, ну и прочее в этом роде. И думаю, что я у него не одна на примете, раскидывает сеть, авось что найдется.

— Вот гад! Ты-то что ему ответила?

— А что я могла ему ответить? Плюнуть в его фашистскую харю. Но что это дало бы? Я ответила, что нигде не бываю, ни с кем не встречаюсь.

— Правильно. Делай вид, что соглашаешься, тяни время. Ты действительно нигде не бываешь, что ты можешь знать?

— Умный ты советы давать. Делай вид…

— Да не переживай так, Лара. Чего можно ждать от фашистов? Сама к нему не ходи, а вызовет, тверди свое: мама больна, нигде не бываю, ничего не знаю, только работу и дом. Поняла? Ну что там новенького у твоего Коли?

— У моего? — Лариса улыбнулась: Аркадий явно ревновал ее даже к Коле, мальчишке еще, который перед войной ходил в девятый класс. Лариса давно замечала, что Аркадий к ней не равнодушен, и это, естественно, льстило ее девичьему самолюбию. Парень он был симпатичный, с ним не грешно было пройтись по улице, потанцевать. Но серьезных видов на него Лариса не имела. Ей казалось, или оно, может быть, так и было на самом деле, что ее любовь с началом войны затерялась где-то далеко-далеко. Как-то даже не представляла себе, что в такое время можно любить, выходить замуж или хотя бы думать о таких вещах. А потом она пребывала в том возрасте, когда даже в войну ожидают принца и замуж выйти готовы только по любви. Аркадий все же не был ее принцем. Нравиться — нравился, а любить — скорее всего нет. Она очень удивилась, когда узнала, что у них с Лесей расстроилось. Галя сказала ей, что Леся глубоко переживает разрыв с Аркадием и считает ее, Ларису, виновницей несчастья. Как-то Лариса зашла к Гале. Там была Леся. Не успела Лариса переступить порог, как Леся тут же засобиралась домой. Когда дверь за ней закрылась, Лариса спросила:

— Что с ней?

— Отбила парня и еще спрашивает, — бухнула бесхитростная Галя.

— Кто отбил, какого парня?

— Не знаю. Разбирайтесь сами. — Потом до Ларисы дошло, и она сказала:

— Глупо. Нашли время. Как не стыдно?!

Галя, может быть, и поверила, а с Лесей отношения оставались натянутыми. Аркадий же об этом и слышать не хотел.

— Ну, все передала ему? — спросил Аркадий.