(Не)верный бывший. Месть полукровки (СИ)

Всё это казалось мне кошмаром, из которого я не могла проснуться. Я чувствовала себя сломленной, но знала, что должна быть сильной ради себя.

Путь до академии был долгим и бесконечным. Каждая минута казалась вечностью.

Когда кэб наконец привез меня к академии, я уже почти успокоилась, вытерла слезы, вышла и прошла через охранника. Он помнил меня.

Я пошла длинной дорогой через парк, чтобы немного охладить лицо.

Бледно-желтый свет освещал мой путь, а я все продолжала бесцельно бродить по ночным аллеям.

Когда я наконец нашла укромное место, где могла спрятаться от всего мира, я обхватила себя руками и опустилась на землю.

Слёз не было. На меня напало отупение.

Я просто смотрела перед собой. На свет магического фонаря слетались мотыльки, обжигались и уносили крылья куда подальше. Я ведь так же: согрелась, прилетела на свет, а теперь уношу свои ноги.

Верно нам говорили в приюте: никому мы не нужны, брошенные с детства.

Мало кому удавалось покинуть наши стены.

Только если мы совсем были нужны или больны.

Именно таких детей забирали в первую очередь.

Я же отличалась здоровьем и вообще с раннего возраста начала применять свой дар. Потому даже если и были желающие меня удочерить, им бы просто не позволили.

Меня прятали каждый раз, когда в приют приезжали очередная семья, только поняла я это уже будучи взрослой.

Моим даром пользовались в приюте, а в новой семье еще не понятно что было бы. Потому я просто ждала совершеннолетия, чтобы уехать как можно дальше.

В памяти до сих пор стояли глаза одной чумазой малышки, которую отмыли перед посещением, причесали и надели на нее пышное розовое платьице.

Мой дар не мог вылечить ее больное сердце.

Да и сама я тогда действовала по наитию. Дожила ли та крошечная малютка до совершеннолетия? Помогла ли ей ее новая семья?

Или взяли только ради денег империи, что выделялись на содержание таких больных сирот? Не знаю даже, почему вспомнила все это.

Я сидела под деревом почти до самого рассвета, думая о том, как изменится моя жизнь.

Знала одно — я никогда больше не позволю себе быть такой уязвимой.

Эта боль стала для меня уроком, который я запомню на всю жизнь.

И теперь я была готова начать новую главу, сильной и независимой, несмотря ни на что.

И я не совершу больше такой ошибки, не стану слепо верить мужчине.

Кончится война, я получу диплом и стану лучшей в своем деле.

Так я думала, почти сама поверила себе, поставила себе новые цели.

А через две недели меня разбудили посреди ночи. Новое поступление больных.

Я быстро оделась, бежала по коридорам, но от гнетущего молчания было не по себе.

Даже те воины, что обычно стонали, молчали. Общая напряженная обстановка чувствовалась даже мне человеку.

Я распахнула двери палаты.

Там было всего три койки, отделенные друг от друга ширмой.

Толпились опытные целители, они спорили, кричали и бегали.

Но я пошла к самой дальней ширме. Меня туда тянуло как магнитом.

Протянула руку, собрала шторку в гармошку и посмотрела. Сдавленный крик не удалось удержать.

— Торвальд…

Глава 7

Закрыла рот рукой. Внутри все сжалось.

Изуродованный, окровавленный дракон, мой бывший, лежал на кушетке. Без сознания. Грудная клетка едва вздымалась.

Дыхание было рваным, хриплым.

Он был раздет, простыня прикрывала низ.

Его обмыли, но вид на раны, тем более принадлежащие ему, пугал меня до сумасшествия.

Мощную грудь пересекала огромная рана. На лице был глубокий след от когтей.

Сейчас я не была повидавшей многое целительницей, я была девушкой, что увидела своего мужчину едва ли живым.

— Элена! Что стоишь!? Важна каждая минута. Приступай, — мадам Беатрис жестко встряхнула меня, зубы клацнули.

У пожилой целительницы было такое лицо, что она не преминула бы и леща дать, чтобы я отошла от шока.

— Я все понимаю, деточка! И не звала бы, если бы твоя помощь была не нужна, — она снова встряхнула меня за плечи, добиваясь от меня осмысленного взгляда. — Ну же! Приди в себя! — она толкнула меня к другой койке.

Но мое сердце и душа рвались обратно.

— Будешь заниматься генералом Ройбергом. Он хуже всех и готов испустить последний дух.

— Победа! Лаос разгромлен! — кто-то закричал в коридоре.

— Это правда? — я повернулась на мадам Беатрис, сама же рванула в сторону умывальника и принялась мыть руки. — То, что кричат в коридоре.

— Правда. Вот цена победы. И нет гарантии, что все не повторится, — она покачала головой, устало потерла переносицу. — Два генерала и наследный принц при смерти. Что с нами будет? Армия обезглавлена, корона… младший принц только если возьмет тяготы заботы о народе на себя…. Но

— Но? — я повернулась, уже надела на себя белоснежный халат и побежала за перевязочным материалом, восстанавливающими и заживляющими мазями.

— Не наше это дело! — отмахнулась целительница. — Наша задача — поднять их на ноги.

И все… дальше начался мой персональный ад. Я лечила Ройберга. Вытаскивала его с того света. Но сосредоточиться было трудно как никогда. Мое сердце было там, с другим генералом. Моим.

Все забылось.

Его решение.

Его поведение.

Все.

Потому что на кону стояла его жизнь.

Я могла его ненавидеть. Но не посмертно.