Не видя звёзд

Но при этом оружие не произвело на штаб-сержанта особенного впечатления. Показалось странным и непонятным. И на взгляд артиллериста, несерьёзным. Ну как несерьёзным? Сами по себе уложенные на направляющие «ракеты» выглядели достойно: длинные, по четыре метра, трубы, снабжённые маленькими металлическими крыльями по бокам и на хвосте. Они, конечно, не могли соперничать с артиллерийскими снарядами, особенно большого калибра, которые прилагались к массивным орудиям – солидным и надёжным, одним своим видом внушающим уважение. Но тем не менее казались на что-то годными… Хотя… Что могут четырёхметровые трубки? Что они могут, если их испытатели вынуждены тщательно высчитывать расстояние до цели, опасаясь, что «ракета» не долетит и упадёт на землю.

Срам, короче, а не оружие.

Однако штаб-сержант благоразумно держал эти мысли при себе. И без охоты, но подчинялся странной паре, больше походящих на контрабандистов, чем на офицеров Астрологического флота. И если тихого алхимика ещё можно было с натяжкой причислить к приличным людям, то шумный, здоровенный шиф производил неизгладимое впечатление не только размерами, но и обилием всевозможных амулетов и оберегов. На широкой груди носил медальоны Доброго Маркуса, небесного покровителя Линги, и почитаемого всеми цепарями святого Хеша. С медальонами соседствовали амулеты: кривая раковина хансейских жриц Большого Фебула, усиливающая удачу обладателя на количество завитков, и редчайшая подъязыковая косточка лагорианской обезьяны Ким. А на мощных руках Бедокура позвякивали многочисленные браслеты-обереги.

– Помогают? – набравшись духу, спросил штаб-сержант, кивая на амулеты.

– Как видишь, до сих пор жив, – пожал могучими плечами Бедокур. После чего покосился на Мерсу и продолжил: – И пережил четырёх корабельных алхимиков, между прочим.

– Случайность, – отозвался тот, глядя на шиф-бетрибсмейстера хладнокровно.

– Они тоже не были уверены в своих смесях.

– Я уверен.

– Очень опасная смесь? – поинтересовался штаб-сержант.

– Цель видишь? – Бедокур кивнул на цеппель, о расстоянии до которого они только что спорили.

– Вижу.

– Мы её сожжём.

– Шестью трубками? – не поверил штаб-сержант.

– Называй их «ракетами», военный.

– Всего шестью?

– Больше не привезли, – притворно развёл руками Бедокур. – Придётся обойтись теми, что есть.

– Но как?

– Увидишь. И отвечая на предыдущий вопрос: да, смесь опасная, и если она тут расплескается, живым никто не уйдёт.

– Она расплескается только в том случае, если твоя ракета взорвётся на старте, – проворчал Мерса.

– Она обязательно взорвётся, – пообещал шиф. – Для того чтобы улететь.

– Ты ещё не делал ракету такого… э-э… размера.

– А ты сам сказал, что улучшил стартовую смесь. И теперь ей нет доверия.

Мерса махнул рукой, показывая, что не намерен продолжать спор.

– Всего шесть ракет? – повторил штаб-сержант. Он не был уверен что у странных цепарей получится задуманное, но почувствовав их уверенность, стал смотреть на «ракеты» другими глазами. Потому что шестью снарядами цеппель не уничтожить… ну, разве что при очень большой удаче.

– Да, шестью.

Штаб-сержант кивнул, показав, что услышал ответ, и перевёл взгляд на приговорённый к уничтожению доминатор. Старый корабль, давным-давно превращённый в мишень, и до которого, если верить дальномеру, было три полноценные лиги.

///

– Уничтожат? – не отрывая от глаз бинокль, спросил старый адмирал дер Чизипер, некогда начальник штаба Лингийского флота, дарство Кахлес, а ныне председатель Комитета по делам вооружений. В обязанности старика входила оценка перспективных образцов оружия, и потому он чаще остальных бывал на Каждальском полигоне.

– Уничтожат, – спокойно подтвердил Помпилио дер Даген Тур.

– Шестью металлическими трубками?

– Да.

Старик опустил бинокль и посмотрел на Помпилио.

– Сомнительно.

– Я тоже удивился, дядюшка. Но уже дважды видел ракеты в бою и знаю, что доминатор будет сожжён.

– Посмотрим.

– Увидишь.

Адмирал пожал плечами и перевёл взгляд на дара Антонио, тот тонко улыбнулся, но промолчал.

Наблюдать за испытаниями решили в привычно комфортной обстановке – с открытой палубы «Эрмизанской девы», флаг-яхты дара Кахлес, – на которой собралось примерно двадцать мужчин в повседневных военных мундирах, от командора и выше. Для их удобства цеппель поднялся на двести метров и развернулся так, чтобы приговорённый к уничтожению доминатор оказался в прямой видимости.