– Да, – кивнул Мерса. – Я знаю, что изначально Андреас Мерса – это я: не очень смелый, застенчивый алхимик, которому повезло попасться на глаза мессеру Помпилио и получить приглашение в команду «Пытливого амуша». Но вдруг Олли окажется сильнее и после лечения Мерсой станет именно он? – Энди снял очки и принялся их протирать извлечённым из кармана сюртука платком. – Я этого боюсь.
– Тогда давайте поговорим о чём-нибудь другом? – предложила ведьма, вновь поворачиваясь к Близняшке. – Что входит в обязанности корабельного алхимика?
– Как здесь темно, – проворчал ИХ. – Не знаешь, почему Бедокур так редко меняет лампочки?
– Меняет, когда перегорают, – ответил Хасина.
– Почему?
– Потому что у нас на борту очень жадный суперкарго.
– Не жадный, а экономный. Не будь у вас такого замечательного суперкарго, вы бы давно обанкротились и пустили по ветру.
– Что именно мы должны пустить по ветру?
– Вам только дай возможность: всё пустите… Кстати, ты тоже обратил внимание, что здесь ужасный сквозняк? Интересно откуда?
Вопрос и впрямь мог заинтересовать пытливый ум, поскольку медикус и суперкарго находились в грузовом отсеке «Амуша». Вентиляция здесь, конечно же, была, но не такая, чтобы говорить о сквозняке. С другой стороны, Бабарский всегда говорил о сквозняках, бактериях, микробах, вирусах и прочих гадостях, способных навредить его по-богатырски хрупкому здоровью.
– А лампочки нужно менять, когда они перестают ярко светить, потому что в этих потёмках легко оступиться и поломать себе что-нибудь.
– Ты плохо видишь? – удивился медикус.
– А что такого? – сварливо отозвался Бабарский.
– Ты вроде никогда не обращался с этой проблемой.
– У меня далеко не всё в порядке со зрением: мало того, что ещё в младенчестве у меня определили компенсационную расслабленность глазных мышц, а позже, в пору бурной юности, я заполучил осложнение на веки после шнилиханской лихорадки, так ещё и конъюнктивит ухитрился подхватить, будь он неладен.
– У тебя нет конъюнктивита.
Однако ИХ замечания не расслышал и закончил так, как собирался:
– Глаза – это слишком важно, приходится обращаться к настоящим специалистам.
И прикусил язык. Но было поздно.
– А я, значит, не настоящий специалист, – кротко уточнил Хасина. – Понятно.
– Альваро… – заюлил суперкарго, привыкший бегать к медикусу по любому, даже самому незначительному поводу. И никогда не получать отказа.
– Я услышал всё, что должен был, – патетически произнёс Альваро, идеально играя глубокую обиду – он хорошо знал, как можно вышибить из прижимистого суперкарго разные приятные бонусы.
– Ты – лучший медикус из всех, кто спасал мне жизнь.
– И вот, дождался благодарности…
– Я ведь шутил.
– Дать тебе какую-нибудь таблетку?
Обычно Бабарский не отказывался от микстур Хасины, но на этот раз сделал исключение:
– Вернёмся к этому разговору позже: сейчас у тебя не самое лучшее настроение.
– Ну, хотя бы инстинкт самосохранения у тебя ещё работает, – пробурчал медикус. – А когда вернёмся, не забудь меня как-нибудь задобрить: я очень обидчивый.
– Ты ведь знаешь, что я, случается, путаю слова: последствия психического расстройства Рейгана.
– Такой болезни не существует, – строгим тоном сообщил медикус.
– Откуда тебе знать?
Альваро вздохнул, погладил себя по лысой голове и сказал:
– Ты до сих пор не сказал, зачем затащил меня сюда.
– Ты должен кое на что взглянуть.
На этот раз Бабарский ответил серьёзным тоном – оттенки его голоса Хасина различал отлично, – и тем заставил медикуса подобраться.
– Что-то важное?
– Вот ты мне и скажешь. – ИХ открыл дверь холодильника, включил свет, жестом пригласил Альваро внутрь и кивнул на висящие на крюках туши: – Не уверен, что они должны быть такого цвета.
– Внимание! Адмирал на мостике! – рявкнул вахтенный, и все вытянулись, приветствуя вернувшегося дер Жи-Ноэля.
– Вольно, – махнул рукой тот и кивнул подошедшему капитану: – Докладывайте.
Сбор после перехода редко нарушается чрезвычайными ситуациями: цеппели остаются в воздухе, на безопасной высоте, с раскрытыми орудийными портами. Нижние чины ещё не привыкли к планете, постоянно ждут подвоха и потому настороже. Картографы набрасывают контуры первых карт, определяя базовые ориентиры. Цеппели, оказавшиеся слишком далеко от флагмана, торопятся на соединение с Экспедицией… Другими словами рутина.
Но у этой рутины было и другое название: «адмиральский час» – убедившись, что всё идёт как положено и потенциально опасных объектов вокруг не наблюдается, командующие отдавали необходимые распоряжения и отправлялись на отдых, благоразумно засыпая на время скучного ожидания и встречая собравшуюся Экспедицию свежими и отдохнувшими.
Адмирал дер Жи-Ноэль не смог отказать себе в этом удовольствии – проспал три часа и теперь хотел знать, что произошло за время его отсутствия.