Не вижу, не слышу, не чувствую боли (СИ)

-Ты говоришь так, будто она и, правда, не чудовище. - Произнес Киллуа, заставляя себя опираться на поддержку Гона, а не на свое мутное восприятие и шум в голове. Сила Усилителя текла через него, не смешиваясь, но, позволяя ощутить себя - горячая волна. Рядом с этим мальчишкой, Золдик всегда был способен на невозможное - противостоять семье, перестать, наконец, быть марионеткой Тьмы, как шептал ему на ухо голос старшего брата. Он мог преодолевать и подниматься выше. Пусть, в его жилах, кровь многих поколений убийц, пусть он сам убийца с огромными тараканами в голове, но это перестает быть существенным, когда рядом есть кто-то настолько близкий, верящий в тебя и помогающий раскрыть даже самые черные крылья и наполнить их свежим ветром навстречу будущему.

-Она не чудовище. Она - твоя младшая сестра. - Слова Ретц упали последними каплями в эту чашу. Внутри взметнулось все, как вода в стакане, когда Гон воздействовал на него, как сейчас на Киллуа, своей силой, чувства плеснули в стороны....и ударились в невидимую стену из ауры которую держал вокруг них Усилитель. Эта чаша была полна крови и слез, страха и радости.

"Братик". - Услышал он призрачный голос, сочащийся из прошлого. "Я не чудовище - я твоя сестра. Пожалуйста, братик - помоги. Мне страшно". - Не будь здесь друга, он бы закричал, наверное, и слова девочки сидящей напротив, впивались в мозг тысячей раскаленных жал. А сверх этого, он слышал не только голос сестры, но и медово-бархатные интонации старшего брата, который всегда пугал его до одури, даже в детстве. Но почему он его так пугал уже тогда? Ответ прост - из-за иголки в голове, призванной обострить все и вся, превратиться в защищающий его амулет, уводящий от опасности, даже ценой ненависти к тому, кто хотел его спасти. - "Обещаю, я стану самым лучшим старшим братом для тебя....Я буду таким хорошим братом, что ты возненавидишь нас всех." - Одно из самых первых его воспоминаний, погребенных надежно под негативом к собственным родичам, старательно и аккуратно выращенным поверх подготовленной почвы. Иллуми был внимательным, он работал как всегда - ювелирно точно, и, осознав это, Киллуа тихо, даже немного помешано, рассмеялся, но взял себя в руки. Он сам не заметил, как обхватил виски ладонями, пряча голову на чужом сильном плече. В нос закрался знакомый и самый близкий на свете сейчас аромат. От Гона пахло мускусом и теплой, чистой выстиранной одеждой, домашним теплом и любовью тетушки Мито, а еще терпко лесом, травами, чистой водой и горным свежим воздухом. Этот запах смешивался в один общий, успокаивая и мгновенно приводя в чувство.

-Ты вспомнил, да? - Спросила Ретц сочувственно. Блондин кивнул, пока не вырываясь из чужих не по подростковому сильных рук. Они оба вполне моли разбивать бетонные плиты кулаками после всех тренировок. Да, до мощи Финкса и Уво далеко, но все же. Но сейчас, это были осторожные объятия, успокаивающие и дающие надежду, опору, от которой можно оттолкнуться, чтобы двигаться дальше.

-Вспомнил. - Подтвердил Киллуа. Его голос звучал глухо, от клокочущей внутри ярости, которую он обуздывал, брал под контроль, чтобы в будущем выпустить на виновника всех этих бед, виновника, из-за которого его семья стала сборищем монстров и калек. Виновника, превратившего его брата в обрезанную куклу. Надо же - марионетка тьмы. Была ли то скрытая насмешка над их предком, единственная, какую мог позволить себе старший брат, защищая его? И остался ли он все еще личностью, или мужчина перетер его память начисто? - Она часто рассказывала мне в детстве это. Что прадед лишил ее тела, съел для увеличения собственных сил, и она зацепилась за своего брата-близнеца чудом, разделяя с нем существование. И я каждый раз верил ей. А как-то, она рассказала и мне, и Иллуми одновременно. Знаете....это, наверное, был единственный, раз, когда я видел его таким человечным. - Киллуа все же отстранился, зажмурившись, вспоминая как брат обвил их руками, прижал к себе - сам мальчишка мог только воздух ртом глотать, а Наника беззвучно плакала своим истинным жутким лицом - единственным, которое у нее было из-за того, кто сожрал ее заживо еще до рождения. - Потом нам снова встретился прадед. Невысокий, сморщенный, и невероятно жуткий - я всегда в его присутствии и слова сказать не мог связно. Мы тогда шли к родителям все рассказать, но он посмотрел на нас и сделал всего один жест рукой - а дальше все забылось, будто строчки из книги стерли. И так, раз за разом. - У Гона от подобных откровений брови поднялись высоко-высоко, а рот приоткрылся. Затем в карих глазах что-то полыхнуло зло, по-взрослому почти, высветляя их почти до медовых. Но он взял себя в руки.