Не вижу зла

Mi vida. В буквальном переводе это означало «жизнь моя», и Джеку очень нравилось быть ее vida, то есть жизнью.

— Camarones? — предложил он.

— А, креветки. Muy bien. Очень хорошо.

Это было одним из правил их обычной игры: Джек говорил на плохом испанском, Abuela отвечала ему на столь же плохом английском. Для кубинского мальчугана-полукровки, которого воспитали стопроцентным гринго, чем, в общем-то, и были вызваны их маленькие совместные походы в продовольственный магазин, Джек справлялся с испанским совсем неплохо. Расположенный по соседству, этот самый «супермаркет Марио» на улице Дуглас-роуд заявил о себе как о торговой точке американских кубинцев еще в пору первой волны кубинской эмиграции в 1960-е годы. С того времени минуло больше тридцати лет, процесс интеграции завершился, и с 1968 года магазин принадлежал улыбающемуся пожилому мужчине по имени Кико, который по совместительству был и его управляющим (человека по имени Марио никогда не существовало, Кико просто нравилась аллитерация). Чашечка кофе с молоком все так же стоила тридцать пять центов у стойки рядом со входной дверью. Девять рядов продуктовых полок были до отказа заполнены товарами первой необходимости, включая двадцатифунтовые мешки длиннозернистого риса, нарезанную ломтями говядину для приготовления бифштексов, восхитительный заварной крем, запеченный с карамельной глазурью, набор кулинарных вин, способных удовлетворить самого взыскательного шеф-повара, и свечи в стеклянных подсвечниках, разрисованные изображениями святых из Санта-Барбары и Сен-Лазара. Постоянные покупатели пользовались кредитом, и лучший в городе кубинский хлеб пекли в духовых шкафах в задней части магазина — его можно было купить на месте прямо с пылу с жару. Все, что от вас требовалось, это довериться собственному носу либо же, если с обонянием у вас были проблемы, проследовать в направлении, указанном знаками и стрелочками с надписью по-испански «PAN CALIENTE» («Горячий хлеб»). Джек проезжал мимо магазинчика тысячу раз, направляясь в нижнюю часть города, он так и ездил бы мимо, не останавливаясь, до конца своих дней, если бы его бабушка не переселилась в Соединенные Штаты, после чего перед ним распахнулись новые двери. Два раза в месяц они посещали «супермаркет Марио», чтобы выбрать самые свежие продукты, затем Abuela удалялась на кухню Джека, дабы продемонстрировать ему старые фамильные рецепты.

Abuela была феноменальной поварихой. Создавалось впечатление, что она постоянно готовит какое-то блюдо или планирует следующее, как если бы задалась целью наверстать упущенное за те тридцать восемь лет, что она прожила при Кастро, когда готовить, как, впрочем, и есть, было практически нечего. Прошло почти пять лет, с тех пор как Джеку позвонил отец, чтобы сообщить, что в Майами приезжает Abuela. Она стала для Джека пропуском в прошлое — к корням его матери. Разумеется, навсегда останется пропасть, которую никто не сможет заполнить, — зияющая дыра непрожитой жизни, трагедия матери, которая умерла, принеся в этот мир своего сына. Отец Джека часто рассказывал сыну об Ане Марии, молодой красивой кубинке, в которую Гарри влюбился без памяти. Джек знал, как они встретились, знал о свежем желтом цветке, который она любила носить в своих длинных каштановых волосах, знал о том, что, когда она появлялась на вечеринке, присутствующие не могли оторвать от нее глаз, и знал также, что, услышав шутку или забавную историю, она первой начинала смеяться и последней заканчивала. Все эти мелочи значили для Джека очень много, но даже в тех редких случаях, когда его отец отбрасывал свою обычную сдержанность и говорил о жене, которую потерял, то все равно это были лишь фрагменты ее жизни, отрывочные воспоминания о последних годах, проведенных в Майами. Abuela воплощала в себе остальную историю. Когда она начинала рассказывать о своей любимой молоденькой дочери, ее выцветшие от старости глаза вспыхивали таким волшебным огнем, что Джек мог быть твердо уверен в том, что Ана Мария жила на самом деле. Abuela же не сомневалась, что она жила до сих пор, верила в это с такой убежденностью, которая приходит только тогда, когда держишь своего внука за руку, смотришь ему в глаза, гладишь по щеке и поколения для вас сливаются в одну туманную череду.

Abuela опустила в их тележку для покупок батон кубинского хлеба и двинулась дальше по проходу.

— Итак, где наша молодая леди?

— Какая молодая леди?

— Вчера я видела тебя на Дели-лейн. С тобой была очень симпатичная молодая леди.

Джек сообразил, что она говорит о Линдси. Совершенно очевидно, она заметила их до того, как события приняли нежелательный оборот.

— Ее зовут Линдси.

— Она живет здесь?

— Теперь да. Она переехала сюда из залива Гуантанамо-бей.

— Куба? — воскликнула бабушка, и глаза ее засверкали. — Она — кубинка?

Джек улыбнулся, зная, что Abuela была бы на седьмом небе от счастья, если бы ее внук нашел себе славную кубинскую девушку.

— Нет, она просто жила на Кубе.