Когда же Элен тронулась с места и начала пробираться по уже запруженным машинами улицам в сторону дома, она немного успокоилась и по дороге решила заехать к Льюису. Чувствовала она себя настолько отвратительно, что ей просто необходимо было поговорить с ним, хотя бы просто посидеть рядом, и, несмотря на то, что Льюис сам находился сейчас в тяжелом положении, может быть, получить от него сочувствие и поддержку. «Такое ощущение, что мне сейчас снится кошмарный сон, — думала она. — Последние два дня меня окружают лишь врачи и карабинеры. Постоянно врачи и карабинеры. И еще пострадавшие и покалеченные люди». Когда она вошла в палату к Льюису, он, как и вчера, лежал весь в бинтах, бледный, с запавшими глазами. К тому же сегодня его густо опутывали провода, датчики, трубки от капельницы и пластиковых емкостей с питательным раствором. Однако, не обращая на этот факт абсолютно никакого внимания, Льюис пытался читать газету. — Привет, — сказала она, стараясь держаться как можно более бодро. — Рада, что у тебя появилось желание знать свежие новости. Как ты себя чувствуешь? — Ну, сказать, что совсем великолепно, было бы большим преувеличением, но жить можно. Знаешь, а ведь они так ничего и не написали ни о тебе, ни обо мне, — ответил он. — Хотя не могу сказать, что от этого сильно ухудшилось мое самочувствие. А как дела у тебя? Давай-ка рассказывай. — Да что рассказывать? Инспектор в участке сказал, что я могу отделаться штрафом, но имею также большой шанс провести остаток своих дней за решеткой. Честно говоря, я просто в панике, Льюис. Совершенно не представляю, что делать. Была сегодня у этого типа, хотела поговорить с ним, предложила деньги. Но он так отвратительно вел себя... Сутенер. Жутко неприятный человек. — Да. Наверное, работа испортила. Ну и что он тебе ответил? — Он сказал, что должен подумать. Боюсь, что он не согласится... — Или запросит слишком много, — закончил за нее Льюис. — Даже скорее всего. Я знаю таких людей. Если бы он решил пойти на принцип и не брать у тебя деньги, то, уверяю тебя, милая, ты даже рот не сумела бы открыть. Крик бы стоял, как на турецком базаре. Поверь моему опыту: если этот ублюдок не выкинул тебя сразу, значит, решил выждать, пока ты запаникуешь, и уж тогда обобрать тебя до нитки. Время-то работает на него. — Ну да, — вздохнула Элен. — Наверное, ты прав. Как, впрочем, всегда. Сейчас, сидя рядом с Льюисом, хотя и опутанным бинтами и трубками, девушка готова была разрыдаться. Элен так сильно устала и так волновалась, что чувствовала себя совсем разбитой. Несмотря на то, что со времени аварии не прошло даже суток, ей казалось, что этот кошмар длится уже давным-давно. Ей было до боли жаль, что с Максом произошло такое несчастье. Девушке очень хотелось, чтобы ее любимый был сейчас рядом с ней, здоровый и сильный, как обычно. Хотелось уткнуться ему в плечо и излить свои мысли, в конце концов, разрыдаться. Может быть, хотя бы от этого ей стало бы немного легче. Но приходилось изо всех сил сдерживать себя. — Мне кажется, что нам нужно подумать, где мы раздобудем деньги, если он согласится. А я думаю, что именно тем дело и кончится. Мы должны быть готовы к тому, что у этого паренька неплохой аппетит. Если же за ним на самом деле есть серьезные грехи, то он ни за что не станет связываться с полицией по собственной воле. — Насчет денег — вопрос сложный. Смотря сколько он запросит. У меня есть кое-какие сбережения в банке. — И много там? — Да нет, тысяч, наверное, двадцать пять. Но он ведь захочет получить гораздо больше, если, конечно, согласится. — Что-нибудь придумаем. У меня тоже есть кое-какие деньги. Когда он сообщит о своем решении, сразу же поставь меня в известность. Договорились? — Льюис улыбнулся. — Договорились. Льюис, милый, я люблю тебя. Мне так тяжело без тебя сейчас! — воскликнула она. — Я тоже люблю тебя, дорогая. Но сейчас, по-моему, не до любви. И без этого масса проблем. Они нежно простились друг с другом, сожалея о том, что приходится расставаться, и Элен отправилась домой, волнуясь за Жака, который сидел там в полном одиночестве. Ведь, хотя он был и умным и не по годам серьезным, но, все-таки еще только ребенком. Когда она вошла в квартиру, то увидела, что все в ней перевернуто вверх дном. Девушку охватили тревожные чувства при виде такого беспорядка, но они тут же рассеялись. Все оказалось крайне просто и прозаично. Оказывается, пока ее не было дома, Жак решил сходить в магазин. — Я хотел сделать себе сэндвич, а оказалось, что хлеба-то вовсе и нет. И я решил спуститься в супермаркет. А когда шел обратно домой, под ноги мне, непонятно откуда, выкатился этот замечательный щенок. Классный он, правда? Посмотрите, какой забавный! Я его покормил немножко. Он, правда, упирался, но я его заставил поесть. А потом мы с ним играли. — Да, я уже обратила внимание, — сказала Элен. В эту минуту, разглядывая устроенный мальчиком кавардак и самого ребенка, такого трогательного с милым, забавным щенком на руках, Элен немного расслабилась и почувствовала себя чуть-чуть получше. Жак заметил, как его любимая мадемуазель окинула взглядом комнату, и тут же сказал: — Да вы не волнуйтесь, я сейчас все приберу. Он посадил щенка на диван и бросился наводить порядок, собирая разбросанные вещи, поваленные книги, поднимая чудом уцелевшую хрустальную вазу, валявшуюся на полу. — Да ладно, не спеши так. Сейчас вместе займемся уборкой. Да, хотела еще попросить тебя. Давай мы, наконец, оставим официальный тон. Не называй меня, пожалуйста, «мадемуазель» и обращайся на «ты». Хорошо? Меня зовут Элен, ты же знаешь. Мальчик задумался на секунду, а потом сказал: — Ну, если вам... тебе... так больше нравится, то я постараюсь. Девушка сбросила с себя жакет, и они вместе принялись наводить порядок, ползая по полу. Элен даже, впервые за эти сутки, начала смеяться. Щенок, маленький, пушистый и забавный, изо всех своих сил старался помогать им в этом занятии. Постоянно лез под руки и разваливал только что составленные в порядке вещи. Тявкал и радостно вилял хвостом, когда на него обращали внимание. Жак серьезным тоном пытался воспитывать щенка, чем вызывал у девушки еще большие приступы смеха. Пожалуй, именно в этот момент она вдруг серьезно поверила, что все будет хорошо. Все уладится. Все когда-нибудь закончится. Не может же это продолжаться вечно, правда?