Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике 2

Они долго ехали по городу, а затем свернули на пустую дорогу, ведущую к лесу. Проехав чуть больше мили, автомобиль остановился перед высокими воротами, над которыми нависло всевидящее око телекамеры. Раздался щелчок, ворота раскрылись и тут же бесшумно затворились за ними. Теперь они ехали по длинной аллее. Впереди сквозь деревья Макс увидел большой дом.

«Почему они не завязали мне глаза?! — с ужасом подумал вдруг Макс. — Господи, значит, эти люди точно намерены расправиться со мной!»

Последние надежды Макса на благополучный исход рухнули, будто разбилась стеклянная витрина. Силы оставили его, а тело сковал ужас. Он даже не мог кричать.

Когда его, сопротивляющегося без особого энтузиазма, втолкнули в комнату, он увидел сидящего в мягком кресле красивого, довольно пожилого мужчину.

Все, что Макс видел перед собой, — смерть. Черная фигура, плещущаяся в волнах его ужаса. Он видел блеск стали, слышал шелест плащей, а ему казалось, что это змеиный шепот капроновой удавки. Звон ключей воспринимался им как клацанье рукояти «индийского» ножа, щелчок замка представлялся звуком взводимого курка. Смерть таилась везде. Ею было пропитано все в этом доме: мягкие кресла, бархатная обивка мебели, шелковые обои, тяжелые шторы. Даже цветы в больших керамических вазах источали сладковатый запах разлагающейся плоти. Макс не мог говорить.

Даже хозяин дома олицетворял собой смерть. Смерть пряталась в его тонких холеных пальцах, в нем самом, вальяжно наблюдающем за пленником. У мужчины было классическое римское лицо с безупречной линией носа, угольно-черные глаза и седые пряди в смоляных волосах. Увидев входящих, хозяин легко поднялся из кресла. Высокий и атлетически сложенный, он двигался с мягкой звериной грацией.

— Добрый вечер, Макс, — поздоровался мужчина. У него был мягкий, даже доброжелательный голос. — Присаживайся. Для начала я объясню тебе, почему ты здесь оказался. Меня, как ты уже, наверное, догадался, зовут Джакопо

1 «Индийский» нож — особый вид складного ножа с

подвижной металлической рукоятью.

Салотти. Я — отец Гарри, у которого ты самым банальным образом украл невесту. Надо сказать, что это был очень опрометчивый поступок. Очень опрометчивый.

Когда Макс рухнул на стоящий посреди комнаты стул, с трех сторон его окружили телохранители Салотти. Они внимательно наблюдали за пленником, готовые пресечь любую попытку оказать сопротивление или сбежать. Впрочем, мера эта была совершенно излишней. Даже если бы Макс нашел в себе силы для каких-то решительных действий. Он уже понял, что деваться ему некуда. Сбежать отсюда было невозможно. Этот дом охранялся тщательнее Синг-Синга.

Салотти немного помолчал, пристально и холодно глядя на совсем уже теряющего от страха разум Макса.

— Простите меня, мистер Салотти, — прошептал пленник белыми от ужаса губами.

Салотти протестующе поднял руку.

— Не надо просить извинений, — сказал он. — Своим поступком ты не только унизил и оскорбил моего сына. Нет. Ты оскорбил и лично меня. Однако же, дело даже не в этом. Если бы все это ограничивалось только тобой, мной и моим сыном, я не стал бы марать о тебя руки. Поверь, я достаточно мягкосердечный человек. Но похитив невесту моего сына за день до свадьбы, ты оскорбил честь нашей семьи и честь приглашенных мною гостей, среди которых были представители большинства крупных семей Америки. По законам Сицилии, по нашим законам, я обязан защищать честь своей семьи. Но в случае с тобой, я должен еще защищать и свое лицо перед другими семьями, большинство из которых требует мести. Ты должны заплатить за обиду кровью. Мало того, по твоей милости этой девушке тоже придется расплачиваться за свое решение.

На лбу Макса выступили капли холодного пота, его трясло, перед глазами поплыли яркие круги. Во время всего этого монолога он, будучи не в силах произнести ни слова, сказать что-нибудь в свое оправдание от сковавшего его страха, смотрел в приковывающие взгляд, гипнотизирующие черные глубокие глаза Джакопо Салотти. Ему казалось, что взгляд этот проникает в самую его душу, в самые потайные уголки его сознания. Лишь когда тот отвернулся, пленник смог сипло взмолиться:

— Пожалуйста, не убивайте меня! Прошу вас. Я извинюсь. Я отдам Барбару! Забирайте ее. Только оставьте мне жизнь, прошу вас...

Макс, не выдержав дикого нервного напряжения, зарыдал. Слезы текли по его щекам, и он поспешно размазывал их ладонями. Пальцы ходили ходуном.

Салотги некоторое время наблюдал за ним. Лицо мафиози оставалось абсолютно непроницаемым. Он, словно сфинкс, хранил свои эмоции глубоко в душе. Лишь когда дон заговорил, чувства, бушующие в его груди, прорвались наружу, да и то всего на мгновение. Губы Салотти презрительно искривились.

— Я же говорил, не нужно извинений. Они ничего не смогут изменить. Все уже решено. Окончательно.

Больше Джакопо Салотти не произнес ни слова. Он молча сделал знак своим подручным и они, подхватив Макса с двух сторон, чуть не силой поставили его на ватные, непослушные ноги и, подтолкнув в спину, вывели из комнаты.