Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике

Облаченный в роскошный, китайского шелка халат, дон Джакопо Салотти сидел в гостиной своего шикарного особняка на Лонг-Айленде и рассматривал рисунок на ковре, одновременно слушая, что говорит ему низенький, лысоватый человек, устроившийся в кресле напротив. Салотти курил сигару, задумчиво стряхивая серые столбики пепла в массивную красивую пепельницу, высеченную из куска горного хрусталя. Его лицо оставалось совершенно непроницаемым. Он думал. Лысоватого человека звали Винцент Луччи, хотя дон называл его Винс. Луччи, щурясь по- кошачьи, потягивая из высокого бокала сухое «Модильяни», рассказывал дону подробности смерти Элен Брэндон. Он был мастером рассказа и, как истинный мастер, Винцент вещал немного отстраненно, с ноткой едва заметного равнодушия к самому факту смерти этой, в сущности, безразличной ему женщины. При этом Луччи не упускал ни одной детали, ни единой мелочи проведенной операции. Салотти, задумчиво затянувшись сигарой, внезапно перебил своего consigliori: — А что с человеком... э-э-э... выполнявшим миссию? Луччи улыбнулся: — Он уже на Гавайях. Его не найдут. Я связался с нужными нам людьми в Риме. Они заверили меня, что все пройдет гладко. — Хорошо, — кивнул Салотти. — Ты уже говорил с представителями остальных семей? — Да, дон. Я известил всех, что отмщение свершилось и что личные извинения ты принесешь им на собрании в субботу. — Молодец, Винс. Их не удивило, что женщина убита не в Америке, а в Риме? Салотти в упор посмотрел на собеседника, и тот уловил в черных глубоких глазах дона тревогу. — Разумеется, хотя и не всех. Лионито и Тоцци были удивлены больше остальных. — Что ты сказал им? — Объяснил, что у девчонки там была выставка. Все соответствует истине, — Луччи визгливо засмеялся. — Какая разница, Джакопо? Никто ведь не знает, на какой из сестер собирался жениться Гарри. И та и другая замужем. С этой стороны все чисто. Хотя, мне кажется, за Лионито и Тоцци надо присматривать повнимательнее. Похоже, они не доверяют нам. — Еще бы, — Салотти раздавил сигару в пепельнице. — Два этих осла только и ждут случая, чтобы натравить остальные семьи на нас. Ведь в таком варианте большую часть наших территорий они просто-напросто подгребут под себя, и нам придется воевать еще и из-за этого. А другие семьи в этом случае поддержат их. Никому не нужна война. Ты отдал соответствующие распоряжения? — Я взял на себя эту ответственность, Джа-. копо. Мы используем кое-кого из их «канареек»1. — Хорошо, — дон прикрыл глаза. — Что-нибудь еще, Винс? — Да... но это очень деликатная тема... Я не знаю, стоит ли... — замялся Луччи. — Говори, Винс, не бойся. Сейчас не до условностей. Так что давай. — Гарри... — Луччи назвал лишь имя, стараясь смягчить реакцию дона. — Что? Салотти напрягся. Пальцы сильнее сдавили подлокотники кресла. — Видишь ли, он начинает меня беспокоить. — В чем дело? — нахмурился дон. — Ты говорил с ним? — Нет. — Твой сын очень переживает из-за этой девчонки, Барбары. — Это я и так знаю, Винс. Он будет переживать еще несколько лет. Какое это имеет значение сейчас для нас? — Видишь ли, один из наших ребят разговаривал кое с кем из парней Тоцци... — Что? — глаза дона сузились, превратившись в узенькие щелки, в которых недобро тлели угольки злобы и страха. — Что случилось?

1 «канарейка» (слэнг) — доносчик, наушник.

— Они приставили своего человека к Гарри.

— Какого дьявола? Ты знаешь, кто он? Перережьте ему глотку и спустите труп в Ист-ривер.