Дверь тихо закрылась, а я беспомощно заревела в подушку, потому что не могу. Гордость проклятая. Не могу простить.
***
Утром встала пораньше и, прихватив ту самую фотографию, поехала к свекрови. Она долго рассматривала снимок, сидя со мной на кухне и помешивая сахар в чашке с красными маками. Точно такие же чашки они со свекром подарили нам на свадьбу, и снова внутри защемило от нахлынувших воспоминаний, какими счастливыми тогда были.
– Конечно, я их знаю. Это друзья Кира. Трагедия тогда произошла. Кирилл не любит вспоминать об этом. Вот эти два – Вова и Миша, с ним в одном классе учились. Дружили они с начальной школы еще. Им тогда по семнадцать было. Вовка с крыши упал. Они как раз с моря все втроем приехали. На шестнадцатиэтажке вместе по ночам сидели. Место их там было. Как упал, никто не знает. Говорят, оступился и полетел вниз, а Кир с Мишкой даже удержать не успели. Выпили они тогда, – свекровь нахмурилась, вспоминая, – но Вовка сам упал. Парни тут не при чем. К нам и милиция приходила, и расследование было. Мать Вовки проклинала нас тогда, кричала, что это наши сыновья ее Вовку. Конечно, с горя кричала, но все же… страшно слышать такое. Дружбе конец пришел. Мишка в другой город уехал, а Кир… Кир не любил эту тему затрагивать. Я думала, ты знаешь. Года полтора назад, примерно, вдруг решил к Мишке съездить. Потом ко мне пришел с бутылкой водки. Лица на нем не было. На вопросы отвечать не захотел. До утра у меня остался. Я решила, что вы поссорились, но лезть не стала. Ты где фото нашла?
Я пока слушала, внутри все переворачивалось. Нет, я не знала. Мне он ничего не рассказал. И об этих друзьях я впервые слышу. Внутри стало мерзко и тошно – значит, за двадцать лет он так и не счел нужным рассказывать мне то, что причинило ему когда-то боль. Не заслужила я, видать, доверия и откровенности. Чего еще я о нем не знаю? Господи, с каким человеком я жила все эти годы? Что еще он скрывал от меня?
– Она была в вещах Кирилла, которые мне отдали в больнице.
– Странно. У меня такая есть в альбоме, но я не помню, чтоб он его доставал за все эти годы хотя бы раз. Сейчас посмотрю.
Мама Света встала из-за стола и пошла куда-то в комнату, а я снова фото взяла и повернула другой стороной. Чужим почерком написано:
«Вовка Жуликов.
Мишка Корчагин.
Кирилл Авдеев.
Анапа»
Свекровь вернулась с альбомом в руках. Села снова рядом и принялась листать фотографии, а я все это время смотрела куда-то в никуда. Это очень больно, вдруг осознавать, что человек тебе настолько не доверял. Я вдруг поняла, что он, на самом деле, почти и не рассказывал о себе, когда мы познакомились. Я ничего не знала о нем даже тогда, когда согласилась выйти за него замуж. Да мне и не надо было, я влюбилась как сумасшедшая, мне было наплевать, и кто он, и откуда. Я только рядом хотела быть. Замуж против воли родителей вышла. Они меня собирались отправить за границу учиться, а я им все планы сломала, когда объявила о замужестве. Мать с отцом даже на свадьбу не пришли, потому что разрешение на нее не дали. Мне ж семнадцать всего было. Правда, Кирилл уже тогда имел связи и эту дьявольскую напористость. Откуда-то взялась справка о беременности, и нас расписали без разрешения родителей.
– Жень, смотри. Странно, точно такая же фотография у нас. Кирилл ее не брал.
Я вынырнула из воспоминаний и посмотрела на маму Свету.
– Как не брал?
– Не брал. Вот она. На месте.
Свекровь повернула альбом ко мне, и я увидела несколько похожих фотографий с теми же друзьями. И точно такую же, как сжимала сейчас пальцами.
– Тогда откуда она у него взялась?
Свекровь пожала плечами и закрыла альбом.
– Может, с Мишей все же общался, и тот ему прислал? А вы не помните, в какой город Миша уехал?
– Дай подумать. Я с его матерью после похорон Вовки на рынке встретилась случайно. Она сказала, что квартиру продали и переезжают они. Типа, там мужу новую должность дали на заводе. Вспомнила. Да! Точно! Они переехали…
И назвала город. Тот самый. Из которого я Кирилла забрала. Из больницы.
– Что такое? Ты побледнела.
– Ничего. Ничего. Просто расстроилась, что Кирилл мне этого не рассказывал.
Свекровь отвела взгляд и подлила мне чай в чашку.
– Кир всегда был скрытным ребенком. Слова из него не вытянешь. Не жаловался никогда. Не рассказывал нам ничего. В школе подерется – говорит, упал.
– Но ведь я его жена.
– А я мать, – выдержала паузу, а потом мою руку своей накрыла, – как вы там? Ты хоть немножко рада, что он дома? Совсем чуть-чуть? Если б мой Сергей вернулся ко мне. Хотя бы на денечек. На часик. Я б с ума сошла от счастья, Жень. Ты не представляешь, как я жалею о каждой нашей ссоре. О каждом слове плохом в гневе сказанном, о том, что мало любила, мало счастьем своим наслаждалась. Мой муж хорошим человеком был, любящим. Кир на него похож очень. Ты же любишь моего сына. Я вижу. Этого не скроешь. Что ж ты так мучаешь себя и его? Прости его, Жень. Прости.
И столько боли у нее в глазах вдруг появилось, что мне захотелось в ответ сжать ее руку, но я высвободила ладонь и встала из-за стола.