Не возвращайся (СИ)

Живой — это главное. Переломы срастутся, синяки сойдут, а машина — чёрт бы с ней!

Дверь снова открылась, и в палату вошёл Паша. Как всегда собранный, жесткий, холодный, но муж скинул на миг маску, побледнел, взглянув на Глеба. Нахмурился встревоженно и горько.

— Живой, — выдохнул Паша. — Главное, живой и не покалеченный.

***

Ночь была муторной. Часть её я провела в больнице, допрашивая врача, договариваясь насчет отдельной палаты, расспрашивая про лечение. Затем нам с Пашей пришлось вернуться домой и объясниться с гостями, а также сообщить Лике что брат попал в больницу.

— Мам, можно я помогу? — Лика вошла в комнату Глеба, и я кивнула.

Мы вместе принялись собирать сумку с вещами, стараясь ничего не забыть.

— Я с тобой и папой поеду к Глебу, — приластилась дочка. — А эта где?

Поправлять Лику из-за её хамского «эта» я не стала.

— Она уехала.

— А вещи на месте. Или она сейчас у Глеба в больнице торчит, а потом с нами домой попрётся? — пробурчал ребёнок.

Черт, а жива ли вообще эта Тамила? Помню, она выбежала из дома — неужели в ночной сорочке и без трусов? И была ли она в машине с Глебом?

Не помню. Ничего не помню. Да и плевать на неё.

— Мам!

— С нами она домой не вернется. Обещаю.

Лика сделала вид что повеселела, и продолжила мне помогать. Но вижу — встревожена и сильно, просто умеет себя в руках держать. Очень уж на Пашу похожа наша младшенькая.

Паша, ну как ты мог! Это же ты виновен в том, что Глеб сейчас на больничной койке лежит! Ты, и… немножечко я — виновна в том, что не удержала сына. Видела его состояние, его шок. И должна была догнать, забрать ключи, собой ворота загородить, но не позволить уезжать.

В больницу мы ехали уже втроем, вместе с дочкой. А в коридоре нас ждал «сюрприз» — Тамила, баюкающая чуть припухшую забинтованную руку.

Она заметила нас. Подскочила со скамьи, губы задрожали — на меня не смотрит, только на Пашу.

Не хватало мне еще при дочке скандала!

— Если она хоть слово при Лике скажет — прибью, — тихо сказала мужу на ухо, передернула плечами и вошла в палату Глеба вместе с дочкой.

Пусть Паша разберется сам со своей… этой.

Сильный страх за сына чуть стих, и я снова мыслями то и дело в события ночи сбегаю. Горечью, разочарованием и обидой переполняюсь.

Мне 37 лет. Я прекрасно знаю, что юность позади. Это больно, но это жизнь: при всей моей красоте и ухоженности я проигрываю юным девочкам. В этом я каждое утро убеждаюсь, когда перед зеркалом стою. У меня отличная фигура, на косметологах я не экономлю, но черт возьми, я проигрываю!

Вот только я не думала, что должна соревноваться за своего мужа. Несмотря на проблемы в семье. Павел чуть больше года назад принялся поднимать еще один бизнес, и совсем перестал бывать дома. А когда бывал — мысленно отсутствовал, постоянно на телефоне висел, проблемы решал.

Мне это претило, но Паша не слушал меня, желая империю построить.

И я ревновала. Конечно же я ревновала, замечая его взгляды на других женщин. Но все равно доверяла, верила, что любит меня, что верен. А несколько дней назад у нас всё наладилось перед годовщиной, Паша предвкушал семейный отдых…

Или он встречу с Тамилой предвкушал? Явно, близкие у них отношения, раз она так смело разделась перед ним. Не впервые.

Боже мой! Тамила! Она же в дочери Паше годится…

Едва мы вошли, Лика кинулась к Глебу, без стеснения схватила брата за руку, и он застонал. Глаза открыл.

— Глеб, — хныкнула дочка.

Сын прочистил горло, морщась, и прохрипел:

— Не реви, Анжелика Пална. Мам…

— Сынок, — подавила всхлип, даже улыбнулась, — как же ты нас напугал!

— Прости, мам. Блин, голова гудит, тошнит так.

— У тебя сотрясение и переломы. Как только разрешат — домой тебя заберем.

— А Тамила как? — спросил сын.

— Живая, почти невредимая, — опустила я глаза.

Помню, как сын за ней помчался. За Глеба мне куда как обиднее, чем за саму себя.

— Хорошо, — выдохнул Глеб облегченно.

— Глеб…

— Мам, я всё понимаю, — язык у Глеба заплетается.

В палату вошел Паша. Надо же, не постеснялся. Впрочем, где стеснение, а где мой муж!

— Привет. Ну как ты, сын, — он смело подошел к койке Глеба, который на отца волком взглянул, будто даже слабость прошла. — Устроил ты нам с мамой отличную ночку, юный гонщик.

— Паша! — надавила я голосом.

— Мам, можешь в коридоре побыть немного? — попросил сын, не глядя на меня.

Не хочу оставлять их. Глебу сейчас точно противопоказано волнение, ссоры, но и сын и муж кивнули, оба на меня в упор посмотрели.

— Даю вам три минуты. У Глеба сотрясение, а потому никаких скандалов, — произнесла тихо, и потянула греющую уши Лику из палаты.

В коридоре оглянулась по сторонам. Тамилы не видно, и слава богу. Значит, Паша отослал её.

— Мам, а что у папы и Глеба случилось? Поругались?

— Немного.

— Глеб что-то плохое натворил? — наивно спросила Лика.

Натворил в этот раз не Глеб, а Паша. И как он перед сыном вину будет заглаживать — большой вопрос.

Из палаты донесся яростный окрик.

Черт!

— Лика, сходи за кофе, — быстро сказала, и рванула к двери в палату, но дочка стояла ближе.

Моя испуганная малышка первой подскочила к двери. Распахнула её…

— Лика! — развернула дочку за плечо.