Не возжелай мне зла

— Нет! — Я попыталась встать между ним и Лейлой, но Фил отодвинул меня в сторону. — Ради бога! Что это вы так переполошились?

— Значит, ты принимаешь наркотики, — разочарованно сказал Фил, и от одного его взгляда мне стало не по себе. — Значит, ты занимаешься нашим ребенком под кайфом.

— Гашиш мне нужен, чтобы не болела нога, — возразила я, стараясь говорить как можно мягче. — И это нисколько не мешает мне ухаживать за Робби.

Лейла попятилась из комнаты.

— Лейла!

Мне больно было видеть выражение ее лица, моя подруга пребывала в потрясении, она осуждала меня, ей было за меня стыдно.

— Хоть ты-то мне поможешь? Скажи что-нибудь!

Но она не захотела. Арчи вышел вслед за ней и закрыл за собой дверь, а я осталась наедине с Филом, своим мужем. Мы были женаты меньше шести часов, и сразу же между нами разгорелась война.

— Я так понимаю, ты весело проводила время с уродами, которые живут по соседству.

— Уродами? Как ты можешь так говорить? Ведь ты их не знаешь!

— Оливия, это же настоящие выродки, тунеядцы. Вечные студенты, которые сосут деньги налогоплательщиков, потому что не хотят работать.

— Откуда в тебе такое высокомерие, черт возьми?

— А куда подевалось твое чувство ответственности, черт возьми? — парировал он.

— Ответственности? И ты мне говоришь об ответственности? — Я ткнула пальцем ему в грудь. — Я очень просила тебя не приглашать мою мать. И объяснила почему. Но ты не послушал и сделал по-своему, потому что ты никогда не слушаешь и все делаешь по-своему!

Мы продолжали в том же духе еще полчаса, а то и больше, пока я не расплакалась от бессильной злости и обиды. Я злилась на себя, злилась на Фила, злилась, что свадьба была испорчена, а он говорил, что любит меня, что сожалеет о своем поведении, что теперь понимает, как сильно болела у меня нога, понимает мои чувства к матери. В конце концов мы все простили друг другу и отметили примирение тем, что занялись любовью прямо на диване и кончили одновременно, и это в какой-то мере компенсировало резкие, сказанные в запале слова. Мы пообещали друг другу, что отныне всегда, в любой сложной ситуации будем разговаривать, делиться своими мыслями и чувствами, бережно к ним относиться, даже если они у нас совсем не совпадают; что мы достаточно сильно любим друг друга и наш брак должен быть счастливым.

И я всегда старалась не нарушать этого обещания и только через много лет задумалась, а старался ли муж.

17

Кирсти уходит где-то около семи, и я сразу бужу Робби. Он говорит, что первого урока нет и раньше одиннадцати в школу можно не приходить, я даю ему еще немного поспать, а сама иду в душ.

Стоя под теплыми струями, размышляю о том, что сказала мне Кирсти, верчу ее слова в голове и так и этак. Добираюсь до сути разговора и понимаю, что ставить под удар свое имя, публично допускать даже малейшее подозрение в том, что я злоупотребляла наркотиками, ни в коем случае нельзя. Карьера моя не переживет и одной правдивой статьи о моем прошлом. Я-то как-нибудь справлюсь, но Фил заберет Лорен! Нет, рисковать никак нельзя. Да, я каждый день принимала марихуану, этот факт зафиксирован в моей медицинской карточке. У меня выработалась зависимость, и я до сих пор не вполне избавилась от нее. Марихуана снимала страшную боль, она успокаивала меня и давала отдых, она помогла мне пережить несколько тяжелых месяцев, но когда об этом узнал Фил, пришлось пробовать иные способы борьбы с недугом, вызывать врачей, искать специалистов и месяцами терпеть на себе внимательные взгляды Фила, который контролировал, чтобы со мной не случилось рецидива. Не сомневаюсь, хороший адвокат сможет доказать, что дыма без огня не бывает, а тут еще эти злосчастные рецепты, да и сам факт моей работы с наркозависимыми — чем не идеальный способ добраться до наркотиков? Прошлое говорит о том, что к наркотикам у меня есть явная предрасположенность, особенно когда портится настроение. Кирсти права, я не первая женщина, которую бросает муж и которая ищет утешения в наркотиках. И ради счастья и спокойствия впечатлительной девочки одиннадцати лет Филу вполне могут присудить право на полную опеку. А доказать, что я не пью ничего крепче джина с тоником, будет ой как трудно.

Быстренько вытираюсь и планирую свои действия на первую половину дня: четыре телефонных звонка, две встречи, а потом немного передохну. Натянув джинсы, футболку, сунув ноги в босоножки без каблуков, звоню О’Рейли и спрашиваю, можно ли с ним встретиться, но не у меня, а в участке.

— Что-нибудь стряслось? — спрашивает он.

— Давайте расскажу при встрече.

— Хорошо.

Потом звоню на работу и оставляю сообщение: очень сожалею, но выйти не смогу.

— Вчера со мной произошел несчастный случай, — говорю я в трубку. — Разбила лицо. Ничего серьезного, но понадобится пара дней, чтобы привести себя в порядок.

Третий звонок Кирсти.

— Я согласна, — говорю я без предисловий. — Но какие гарантии, что ты не пустишь в ход рецепты?

— Увижу статью в газете — отдам бланки, и на этом все закончится.

— Но статья выйдет не раньше чем через неделю. А я не хочу так долго ждать.

— Очень жаль.