Не возжелай мне зла

— А он, вообще-то, дядечка ничего, — подхватывает Лорен, наклоняясь к окошку, чтобы видеть, как инспектор взбегает по ступенькам и скрывается в доме. — Полицейские бывают продажные или пьяницы.

— Да брось ты, Лорен! — Робби тычет ей в ребра. — Поменьше смотри телевизор.

Она со смехом вертится, Бенсон переползает ко мне на колени, лапы его тянут за собой подол моего замечательного платья.

— Да хватит вам уже! — цыкаю я и проверяю, нет ли на шелке дыр, — когти у Бенсона ого-го. — Через минуту уже выйдем.

— Мама, кажется, вы с ним нашли общий язык, — замечает Робби, забирая к себе Бенсона.

— С кем? С инспектором О’Рейли?

— А с кем же еще?

— Да, а что? — Я стараюсь говорить как можно более небрежно. — Боюсь, я надоела инспектору за эти две недели, но надо отдать ему должное, он не стал прятаться в другом конце зала и делать вид, что не заметил меня.

— Хороший получился вечер, — говорит Робби.

— Да, — соглашаюсь я.

С грустью вспоминаю, что всего два часа назад я думала, что история с наркотиком позади, и даже отважилась мечтать о новом романе, напрочь забыв про Фила. Несколько сумасшедших минут я ощущала, как бежит по жилам горячая кровь и кружится голова, словно я сбрасываю серую кожу прежней жизни, которая мешала мне после развода, и обретаю новую, атласную и упругую.

— Робби, а помнишь, я спрашивала про одну девочку, Тесс Уильямсон?

— В тот вечер она тоже была в пабе, — кивает он.

— Кто такая? — спрашивает Лорен, и я рассказываю о визите Тесс ко мне на прием.

— Но если Тесс не знакома с Робби, то при чем здесь она?

— По-моему, все очень просто, — отвечаю я. — Если она ни при чем, то наверняка знает, кто это сделал.

— Если вам будет легче, я признаюсь: лично я никого не убивал, — говорит Робби. — Да вы и так это знаете.

— Ну конечно! — вскрикиваем мы с Лорен в один голос, и она прижимается к его плечу.

— Но можно понимать слово «убийца» не буквально, — рассуждаю я. — Вдруг речь идет о фигуральном убийстве… Скажем, ты убил ее мечту или мечту ее близкой подруги… Что-нибудь в этом роде.

— Но как? — смеется он.

— А она, случайно, не хотела записаться в ваш хоккейный клуб?

Чувствую, все мои предположения строятся на песке, но отчаянно хочу докопаться до истины.

— Или, может, вы встречались где-нибудь на вечеринке, ты ненароком обидел ее, оскорбил и сам того не заметил?

— Я не слежу за тем, кто вступает в клуб, кто не вступает. Ну да, — пожимает он плечами, — может быть, и обидел. Все может быть. Не знаю. Но я обычно со всеми нормально общаюсь. Вежливо.

— Да, это правда.

— Ну, здравствуйте еще раз. — Дверь в машину открывается, в нее просовывается голова О’Рейли. — Внутри никого, поэтому возвращайтесь спокойно. Правда, нам нужно выяснить, что еще в доме вам показалось странным или что пропало.

Вылезаем из машины, топаем вслед за ним, все еще в вечерних нарядах. Робби и Лорен с двумя полицейскими расходятся по своим комнатам, я остаюсь с О’Рейли. Мы проходим в гостиную, и мне сразу бросается в глаза багровая надпись на стене. Вид ее опять потрясает меня, сердце наполняется страхом.

— Хочется оборвать обои, — говорю я. — Можно, я сделаю это прямо сейчас?

— Сначала надо сфотографировать, — отвечает О’Рейли. — Эксперты уже едут. Еще они снимут отпечатки пальцев, хотя это может затянуться, поскольку здесь побывало много народу, а преступник наверняка работал в перчатках.

— А когда все это закончится…

— Когда все закончится, можете обрывать обои и наклеивать новые.

— Спасибо.

— Все на месте, ничего не пропало? — спрашивает О’Рейли.

Я отрываю глаза от стенки, оглядываю комнату. Бенсон уже сидит в своей корзинке, положив голову на ее край, глаза полузакрыты. На кофейном столике куча журналов, учебников, листков бумаги. У Лорен с подругами увлечение вязанием уже прошло, и все диваны с креслами теперь украшают цветастые веселенькие подушечки. Одна стена целиком закрыта книжным стеллажом от потолка до пола: на полках выстроилась классика, триллеры, разные самоучители по рукоделию, скопившиеся у меня за долгую жизнь. Синие бархатные шторы закрывают стекло парадной двери и ведущей в садик двери черного хода, несколько «крокодильчиков» оборвалось, и в этих местах ткань провисает, образуя неровные проемы. Заднюю стенку украшают кое-как развешенные фотографии детей в разном возрасте, сделанные в дни рождения и в Рождество.

— Похоже, все, как и было.

— Где-нибудь деньги припрятаны?

— Если бы, — усмехаюсь я.

Снова гляжу на стенку со зловещей надписью. Всякий раз, поднимая на нее глаза, надеюсь, что страх мой притупится, но ничуть не бывало. Надпись отвратительна, будто в фильме ужасов, она словно визжит в ушах, и кажется, что у меня сейчас лопнут нервы. Да-да, теперь понятно, почему дочери позарез нужно понять, осмыслить все, что происходит вокруг, теперь я знаю, что сама не успокоюсь, пока не пойму, что все это значит.

— Как вы думаете, это имеет отношение к тому, что случилось с Робби? — спрашиваю я.

— Очень вероятно.