Не возжелай мне зла

Кладу трубку, некоторое время сижу с Бенсоном на коленях, гляжу в окно. Пророчество о том, что погода испортится, начинает сбываться. С запада надвигаются тучи, небо темнеет. Инспектору О’Рейли я про Тревора Стюарта ничего не говорила. А Лейле сказать или нет? Когда все случилось, она очень мне сочувствовала, и, возможно, стоит обратиться к ней за помощью. Но я еще не решила, пока раздумываю. Интересно, в чем тут загвоздка? Что мне мешает это сделать? Ага, вот в чем, доходит наконец до меня, в том, что никому нельзя рассказывать о своих подозрениях только потому, что очень хочется. Тогда подозрения превратятся в реальность, а я очень надеюсь, что это плод моего воспаленного воображения, которое уже выходит из-под контроля. Господи, сделай так, чтобы вдруг явился О’Рейли и сообщил: Тесс Уильямсон раскололась, она, оказывается, с ума сходит по Робби и решила таким оригинальным образом с ним объясниться.

И мое прошлое тут ни при чем.

В жизни и не такое бывает.

Лейла живет в обстановке управляемого хаоса. У них такой огромный дом, что в нем легко заблудиться, на содержание его уходит почти вся зарплата обоих, детей куча, постоянно ссорятся и снова мирятся, но счастливей семьи я в жизни не видела. Общаться с ними одно удовольствие. К нашему приходу воскресный обед, конечно, еще не готов. Лорен с тремя дочерьми Лейлы накрывают на стол, мальчики во главе с Арчи идут колоть дрова для камина. После утреннего дождя в воздухе сыро и прохладно, улицы словно вымыты, блестят как новенькие, травка изумрудная.

— Прямо как в «Домике в прериях», — говорю я, скребя морковку. — Разделение труда: женщины занимаются женской работой, мужчины мужской. А я-то думала, в шестидесятые с этим было покончено.

— А ведь так лучше, — отвечает Лейла, ногой закрывая дверцу духовки. — Я всегда мечтала, чтобы по воскресеньям вся семья занималась по хозяйству, нам ведь приходилось еще маме с папой помогать в магазине. Выходных у нас не было.

— Зато теперь у вас все в порядке. — Я кусаю сырую морковину. — Родители должны вами гордиться. Своего рода рекорд: четверо детей, и все четверо врачи.

— Кстати, они про тебя вчера спрашивали. — Она с грохотом роняет передо мной на стол жареную баранью ногу. — Давненько тебя не видели.

— Знаю. Все собираюсь заглянуть к ним в магазинчик, но на Толлкросс теперь машину приткнуть негде. — С наслаждением вдыхаю запах жареного мяса. — Ммм, вкуснотища. Как прошла свадьба?

Лейла заводит длинный рассказ про невесту, про обряд бракосочетания, про последующее веселье, дочери вставляют свои замечания: кто во что был одет, кто как себя вел, кто скандалил. Я слушаю и забываю про Тревора Стюарта, про сюрпризы, поджидающие нас в будущем, и только когда обед подходит к концу — мы сидим, отдуваясь, с набитыми животами, щеки у всех раскраснелись от смеха, — вдруг вспоминаю о своем деле. Все вместе убираем со стола, девочки бегут во двор прыгать на батуте, мальчики уходят слушать музыку к Марку, Арчи идет соснуть на террасу, обложившись воскресными газетами.

— Послушай, Лейла… — Я уже закончила мыть кастрюли, а Лейла ставит тарелки в посудомоечную машину. — Ты не против, если я быстренько кой-куда смотаюсь?

— Ты еще не рассказала, что случилось в пятницу. — Она достает из шкафа две чистые чашки, ставит на огонь чайник и добавляет: — Просто не хотелось говорить об этом при детях.

— Слушай, давай выпьем кофе, когда я вернусь? Всего часик, и я снова здесь.

— Куда собралась?

На лице такой искренний интерес, что сразу хочется ей все рассказать. Но сейчас меня этим не купишь.

— Надо срочно встретиться с инспектором О’Рейли. Узнать результаты криминалистической экспертизы. — Вот ведь вру как сивый мерин и глазом не моргну. — Ладно, соврала, извини.

— А тогда что? Что-то еще случилось? Выкладывай! — хватает меня за руку Лейла. — Лив, ты ведь мне все скажешь?

— Нет, больше ничего не случилось, честное слово. Это, конечно, бред, но все-таки… — Я гляжу на нее во все глаза. — Понимаешь, мне обязательно надо убедиться, что не я виновата в том, что с нами происходит.

— Не ты? Как тебе такое в голову пришло?

— Я, наверное, совсем уже чокнулась, — целую я ее в щеку. — Все расскажу, когда вернусь.

— Тогда не спеши, выясни все как следует, — озабоченно говорит она. — Когда сможешь, тогда и приходи. Арчи всегда закинет детей к тебе.