Не возжелай мне зла

Я благодарю ее и еду домой. В психиатрической клинике работает Фил, раньше я там частенько бывала, но это давно в прошлом. В воскресенье приемный день, стоянка наверняка забита, поэтому оставляю машину возле дома и иду пешком. На служебной парковке вижу автомобиль Фила. Из груди вырывается стон. Не дай бог сегодня с ним столкнуться. Рано или поздно, конечно, придется поговорить насчет летних каникул, но только не сейчас, да и вообще, лучше как можно позже. Как и многие клиники по всей Британии, Эдинбургская состоит из нескольких корпусов старой и новой постройки. Я рассчитываю отыскать Тревора в отделении интенсивной терапии для взрослых и направляюсь прямиком в регистратуру. Дежурная сестра сообщает, куда идти — в самый конец длинного коридора, а там вверх по лестнице. Вот и кабинет Фила, чуть не бегу на цыпочках мимо закрытой двери и поскорей сворачиваю за угол. Дежурная по этажу моя старая приятельница, мы знаем друг друга много лет. Она работает здесь почти столько же, сколько и Фил, и мы на «ты».

— Лив! — Она поднимает голову от бумаг. — Сколько лет, сколько зим! Каким ветром сюда занесло?

— Привет, Салли. Надо повидаться с Тревором Стюартом.

— А разве он твой пациент? — недоуменно смотрит она на меня.

— Нет. Он друг одного моего больного, лежачего, и я обещала навестить его, узнать, как дела.

В детстве, как и всякая девчонка, я умела врать напропалую, не моргнув глазом, но чтобы сейчас, в моем возрасте. Слушаю себя и удивляюсь.

— Надо же, как ты о своих больных заботишься.

Выходит из-за стола, идет в комнату отдыха, я за ней.

Там включен телевизор, и из семерых сидящих шестеро, похоже, спят, и только один смотрит в экран.

— Кстати, поздравляю с наградой. Мы все здесь голосовали за тебя.

— Спасибо. Теперь хоть про наш центр стало известно, а это, сама знаешь, полезно в вопросах финансирования.

— Вон он, твой Тревор, в углу сидит, — указывает она на мужчину. Он развалился в кресле с прямой спинкой, обитом немарким клеенчатым материалом под кожу, такие кресла часто встречаются в домах престарелых. — Пытаемся организовать для него дом инвалидов, но сама знаешь, как трудно пробить койку.

— Выглядит старше, чем я думала.

Даже издалека я вижу его совершенно седые волосы, спину колесом, как у больного остеоартрозом.

— Да, не подумаешь, что ему всего пятьдесят, — соглашается Салли. — Совсем за собой не следит. Восемнадцать лет назад потерял жену, и вот результат: спился бедняга.

Ничего удивительного, что после смерти Сэнди он запил. Не он один в такой ситуации старался утопить горе в вине. Жаль только, что не смог оторваться от бутылки, ведь был еще совсем не старый.

— А за что его сюда сунули? — спрашиваю я, а сама думаю: небось, накачали лекарствами, вот он сейчас такой и тихий.

— Совсем крыша поехала — размахивал ножом, хотел зарезаться, что ли. Ну, у нас через несколько дней успокоился.

— Сильно пичкали таблетками? Что давали?

— Да нет, вполне умеренные дозы антипсихотиков, и вот, сама видишь.

— То есть у него не самый плохой день? Он всегда такой? — (Она печально кивает.) — Я ненадолго. Передам привет от друга, и все.

— Да, пожалуйста. Если он что-нибудь ответит, считай, тебе повезло. — Она поворачивается, готовая вернуться на свое место. — Загляни перед уходом.

— Обязательно.

Крадусь к Тревору, стараясь не разбудить остальных. Вероятность того, что этот человек пытался отравить Робби, проник к нам в дом и написал на стене слово «убийца», крайне мала, но мне нужно заглянуть ему в глаза и самой убедиться, что это сделал не он.

Тревор дремлет, опустив голову на грудь, дыхание хриплое, на кофту с толстыми круглыми пуговицами стекает слюна. Когда-то у моего отца была такая же кофта, но, слава богу, его ждал не столь ужасный конец, да и вообще, Тревор всего на каких-нибудь восемь лет старше меня. Подвигаю стул, сажусь перед ним.

— Мистер Стюарт…

Даже не шевелится. Вокруг него облако вони, будто что-то гниет, носом стараюсь не дышать. Осторожно касаюсь его колена, он поднимает голову; движения медленны, словно под водой. Вглядывается в мое лицо слезящимися глазами. Редкие ресницы, радужная оболочка голубая на фоне грязновато-белых с прожелтью глазных яблок. Мелькает не то чтобы искра узнавания, нет, просто мимолетный интерес, но и он сразу гаснет, и Тревор снова впадает в дремотное состояние.

Нет, он меня вовсе не узнал. Пытаюсь разглядеть хоть тень того человека, которого я помню. Но он ничем не похож на прежнего мужчину с румянцем на щеках, которого в последний раз я видела восемнадцать лет назад, когда ему сообщили, что жена умерла. Да, в тот момент он был совершенно убит известием, но я никак не ожидала, что он так никогда и не оправится.

— Меня зовут Оливия Сомерс. Я пришла навестить вас.

Глаза его закрыты, но язык тяжело ворочается во рту, словно он пытается что-то сказать.

— Мистер Стюарт, — снова треплю я его по колену. — Вы меня помните? Моя девичья фамилия Нотон, я ухаживала за вашей женой Сэнди.