— Но сама посуди, в последнее время я стала в некотором роде известной личностью! Какая-то врачиха уморила твою жену, а ее вдруг прославляют, как какую-нибудь кинозвезду. Кого такое не разозлит?
— Может быть, но…
— И не важно, сколько лет прошло, это все равно очень неприятно и даже больно. Ну ладно, — вздыхаю я, — Тревор оказался совершенной развалиной. Даже чашку ко рту поднести не способен. Уж кто-кто, а он точно не мог отравить Робби или залезть к нам в дом. — Изображаю вздох облегчения. — Но я обнаружила кое-что еще.
— Что?
— Ребенок-то его не умер. — Не отрываю глаз от лица Лейлы и, ей-богу, будь я хоть в другом конце комнаты, увидела бы, как она смутилась. — Лейла!
Она смотрит в пол, губы крепко сжаты.
— Лейла! — трясу я ее за плечо. — Ты что, знала?
— Вот зараза! — Она поднимает голову, глядит на меня, из правого глаза сочится слеза. — Прости меня, Лив.
Теперь моя очередь смотреть на нее с отвисшей челюстью.
— Так ты обманула меня?
— Не надо было этого делать. Я не хотела! — Она протягивает ко мне обе руки. — Честное слово, не хотела!
— Тогда зачем?.. Зачем, черт возьми, тебе понадобилось врать?
— Фил сказал, что вся эта история на тебя сильно подействовала: смерть Сэнди и еще ребенок, а Тревор вряд ли оправится от горя. Сказал, что ты совсем помешалась.
— Ничего я не помешалась! У меня была нормальная реакция! Нормальная, понимаешь? Всякому станет плохо, если он совершит что-нибудь подобное.
— Он настаивал, что это может подорвать твое здоровье. И когда сообщил, что Тревор Стюарт звонил тебе…
По спине бегут мурашки.
— Тревор звонил?
— Да, звонил. Хотел с тобой поговорить.
— Да ведь я оставила ему письмо с номером телефона! — кричу я. — Лейла, этому человеку нужно было помочь!
— Лив, если честно, кто угодно должен был ему помогать, только не ты. В больнице существует специальная служба, есть благотворительные учреждения…
— Господи! — Я совершенно потрясена. — Он ведь подумал, что я нарочно от него бегаю.
— Фил сказал ему, что ты плохо себя чувствуешь, и попросил не звонить больше.
— Значит, это его работа… Скотина! — Я с размаху хло паю ладонями по столу. — Да как он смел?
— Лив, прошу тебя, успокойся. — Лейла пытается взять меня за руки, но я не даюсь. — Лив, мы с Филом не всегда сходимся во взглядах, но тогда он действительно думал только о тебе.
— Да что ты? — Ладони горят, мне так больно, что приходится дуть на них. — Обращаться со взрослым человеком как с ребенком, по-твоему, правильно?
— Сама вспомни, в каком состоянии ты тогда была. Это сейчас ты такая вся уверенная в себе, а тогда разве ты что-нибудь понимала? Чуть аборт не сделала!
— А это еще здесь при чем?
Услышав мой ледяной тон, она вздрагивает и ежится.
— А при том… Просто хочу напомнить… Ты ж была не в себе!
— Я была в порядке, Лейла. — Я тычу пальцем себе в грудь. — Я была я, все у меня было на месте.
— Фил беспокоился, что ты ввяжешься во что-нибудь. Думал, скажешь Тревору, что виновата в смерти Сэнди, и только повредишь своей карьере. Ты же знаешь, как я отношусь к Филу, но тогда он искренне считал, что защищает тебя.
— А ты? Ты тоже так думала?
— Я думала… что ты совсем не заботишься о себе и о своем будущем ребенке. Вспомни сама. Ты была очень расстроена, а лишние волнения…
Ладно, поговорили, с меня хватит.
— Заботиться и контролировать каждый шаг не одно и то же, Лейла, а Фил этого не понимает. — Я встаю. — И знаешь что? Мне кажется, ты тоже не всегда это понимаешь. Спасибо за прекрасный обед. Я иду домой.
— Лив, не уходи так, давай помиримся, слышишь, Лив? Ну, пожалуйста.
Уже стоя у двери, я поворачиваюсь к ней:
— У Сэнди родилась девочка. Ее зовут Кирсти. И я собираюсь ее разыскать.
— Лив…
— И мне плевать, что ты думаешь. Я не сошла с ума. Попробуй только мне помешать. И не смей говорить об этом Филу, понятно?
Выхожу к детям. В груди вскипают горячие слезы негодования, поднимаются и жгут мне глаза.
9
В понедельник на утреннем приеме всегда много народу, сказывается воскресный отдых. Первый пациент заявил, что работал в саду голый по пояс, сосед увидел, заахал и посоветовал срочно сходить к врачу, мол, солнце плохо сказывается на родимых пятнах. Еще один жаловался на диарею, в просторечии — понос, «периодически донимает уже полтора месяца, и жена совсем запилила, сходи да сходи к врачу». А у последнего, пятнадцатого, что-то в груди побаливает, делаю кардиограмму, вижу явные нарушения в работе сердца, вызываю «скорую».
Прием заканчивается на час позже обычного, если не больше, и только в половине третьего могу сказать, что со всеми делами разделалась: больных приняла, рецепты распечатала, на электронные письма ответила, направления к специалистам выдала, а еще позвонила в хоспис справиться, как дела у моего пациента, у которого рак и которому недавно исполнилось восемнадцать.