Не возжелай мне зла

Двое суток подряд я думаю о ее обмане, хватит уже, и так понятно, что это сейчас не важно. Лейла — моя лучшая подруга, она мне нужна, и уж кто-кто, а я знаю, что Фил способен убедить в своей правоте кого угодно. Не сомневаюсь, что тогда, много лет назад, у нее просто не было выбора, ей пришлось его послушаться. Вот приеду забирать Робби, обязательно поговорю с ней, возьму с нее обещание никогда больше меня не обманывать, и мы забудем прошлое.

Еду по брусчатке улиц Грассмаркета, протискиваюсь в узенький проход между домами и ставлю машину на стоянке. Не успеваю открыть дверь, как меня встречают радостные крики.

— Наконец-то, вот она! Вот она, наша героиня! — кричит Мартин, лицо его так и сияет. Похоже, он на взводе с вечера пятницы. — Ты только посмотри сюда!

Он протягивает газету «Эдинбургский курьер». На передовице фотография: Робби, Лорен и я у дверей Зала собраний. Вот мы стоим, разряженные в пух и прах, все трое улыбаемся, даже смеемся. Хорошо помню, как мы с Робби радовались, глядя, как волнуется Лорен, как бьет через край ее восторг, как она повторяет то и дело, что это «лучший день в ее жизни». Вглядываюсь в лица своих детей, и меня охватывает страстное желание защитить их от неведомой опасности, чувство это непоколебимо и прочно, как сталь. Я всегда знала, что люблю их, люблю отчаянно и безумно, но с тех пор, как от меня ушел Фил, это чувство стало еще крепче. Пусть личная жизнь в последний год покатилась под откос, но я делаю все, чтобы у детей жизнь была полна и прекрасна, чтобы впереди их ждало счастливое будущее. Как говорится в одной ирландской молитве: «Да будет дорога перед ними гладка, как скатерть, да пошлет им Бог попутного ветра, да хранит их десница Господня».

— У тебя сегодня полно народу, — говорит Мартин. — Но, по моим прикидкам, кое-кто пришел, чтобы просто погреться в лучах твоей славы.

— Послушай, Мартин, нас ждут пациенты, а у них совсем другое на уме.

Действительно, пора кончать этот славословный базар.

— Да ладно, — машет он рукой, — не скромничай.

Иду по коридору к своему кабинету, бросаю искоса взгляд в вестибюль. Он прав, там толпа народу, яблоку упасть негде. На два часа плотной работы, не меньше. По вторникам я принимаю без предварительной записи, это и привлекает наркоманов, которые после разгульных выходных вдруг принимают твердое решение завязать и начать новую жизнь. У нас есть программа поддержки таких людей, мы стремимся отбить у них тягу к наркотикам, помочь в трудоустройстве и получении нормального жилья. Путь этот долог и труден, и не со всяким пациентом получается его пройти, но есть и некоторые успехи. Вот, например, Уинстон. Это наш охранник и сторож, зарплата совсем маленькая, зато он получил разрешение поселиться в комнатке в самом конце нашего корпуса. Этот человек нашел свое место в жизни. Я его очень люблю.

— Кабинет к приему готов, доктор Сомерс, — говорит Уинстон, берет у меня куртку и вешает на крючок.

Здесь мой кабинет оборудован довольно скромно, не то что в клинике. Кушетка, рабочий стол, пара стульев, доска с проспектами о безопасном сексе и советами, как сберечь здоровье. Лекарства хранятся в шкафу, шкаф запирается на ключ, но воровать нет никакого смысла. Наркотиков нет, иголок, шприцов и прочего тоже, тем более денег, которые в кабинете никто не хранит, чтобы исключить малейший риск.

На столе чашка кофе и бутерброд.

— Боюсь, вам опять не удалось выпить чайку, — сокрушается Уинстон.

— От вас не скроешься, видите меня насквозь, — улыбаюсь я.

— Даю вам пять минут и запускаю первого, хорошо?

Молча поднимаю большой палец вверх — во рту кусок бутерброда, и Уинстон выходит в коридор присмотреть за порядком. В этом человеке бездна мудрости, мы все здесь, вместе взятые, мизинца его не стоим. Никто, кроме него, не может так легко уговорить рассерженного или расстроенного клиента не устраивать драки, а сесть на стул и успокоиться.

Вечер проходит быстро. Контингент, как всегда, довольно однороден — состоит из тех, кто еще на что-то надеется, и совсем отчаявшихся. Моя работа заключается, в частности, в том, чтобы убедить отчаявшихся, что еще не все потеряно, что можно переменить жизнь к лучшему, не сразу, конечно, но шаг за шагом, постепенно.

В конце приема кто-то звонит, Мартин снимает трубку и, не прерывая разговора, жестом подзывает меня и тычет пальцем в цифру в блокноте: 20 000 фунтов стерлингов.

— Фантастика! — в восторге шевелю я губами.

Еще бы не радоваться, ведь с деньгами, которые мы собрали в пятницу, наш центр обеспечен на два года, все наши планы вполне могут осуществиться. Уинстон провожает меня до машины, сажусь, мы смотрим друг другу в глаза.

— С вами все в порядке, доктор Сомерс?