Машинально собираюсь выдать что-нибудь оптимистическое, но… Я врач, многое повидала в жизни, и мне кажется, понимаю, что судьба, нередко принимающая об лик нашей собственной глупости, может обрушить на нас любое несчастье, понимаю, что люди часто бывают злы и несправедливы друг к другу. По большей части мне удавалось избегать людской злобы. Но после того, как чуть не отравили Робби, появилось чувство, будто меня силком втащили в какой-то иной мир, куда более опасный, где будущее зыбко и не зависит от наших усилий.
— Возможно, скоро обнаружится, кто подмешал Робби наркотик, — отвечаю я и вдруг ни с того ни с сего добавляю: — Мне кажется, я уже знаю, кто это сделал, правда, не на сто процентов уверена. — Делаю паузу. — И если я, не дай бог, права, значит отчасти я во всем виновата. А не права — тоже не дай бог, потому что я очень хочу, чтобы все это скорей прекратилось.
Уинстон кивает с таким видом, будто совершенно все понял. Засунув руки в карманы мешковатых штанов, он раскачивается взад и вперед и не отрывает от меня взгляда.
— Кажется, вас разрывают на две половинки?
— Да.
— На вашем месте, доктор Сомерс, я прислушался бы к шепоту сердца. — Он говорит это тихим мягким голосом, но слова его жгут, как острый перец. — Я видел, как вы обращаетесь с людьми. У вас есть природное чутье… — Он стучит кулаком в грудь. — Вы уж поверьте.
— Спасибо, Уинстон, — отвечаю я без улыбки, слишком серьезен наш разговор, и в благодарность за совет протягиваю руку и касаюсь его плеча. — Спасибо.
По дороге за детьми отгоняю невеселые мысли громкой музыкой. Сначала заезжаю за Робби, чтобы заодно спокойно поговорить с Лейлой, но ее нет дома, ушла на фитнес. Лорен поджидает меня у окна и, как только видит мою машину, выбегает из дома. Она отчаянно размахивает фотографией из «Эдинбургского курьера».
— Это Эмбер дала мне для моего альбома.
— Какого альбома? — спрашивает Робби.
— Я заведу альбом. Почем знать, может, про нас еще напишут в газете. Когда маму снова наградят.
Дома нас встречает возбужденный Бенсон, и голая стена в гостиной напоминает (будто я нуждаюсь в напоминании) о том, что О’Рейли сейчас допрашивает Эмили. Иду прямиком на кухню, освобождаю посудомоечную машину, потом барабанную сушилку и аккуратными стопками складываю белье на стол.
— Мам, а это еще зачем? — удивляется Лорен, доставая из моей сумки брошюру академии.
— Это для одной моей пациентки, — вру я напропалую, уже нисколько не удивляясь открывшемуся во мне таланту.
— Она хочет стать актрисой?
— Ее дочь хочет стать актрисой.
— А мне это занятие совсем не нравится. — Лорен кладет брошюру обратно в сумку. — Пока сама не знаю, кем хочу стать.
— Узнаешь, у тебя еще много времени.
— Зато знаю, кем не хочу стать.
— Для начала и это неплохо.
— Не хочу стать врачом или медсестрой, вообще не люблю больницы.
— Ничего страшного. — Я передаю Лорен стопку белья. — Работа в больнице, конечно, благодарная, но тяжелая, и физически, и психологически.
— А можно Эмбер в субботу придет к нам с ночевкой?
— Одна или со всей бандой?
— Одна. — Она держит белье на вытянутых руках и секунду молчит. — Нам с ней надо кое о чем поговорить.
— Да?
— Ничего особенного, — прикидывается она невинной овечкой.
— Лорен, ты прекрасно знаешь, что бывает, когда девочки начинают делиться на пары. Неизбежно кто-то чувствует себя лишним.
— У нас ничего такого не будет! — Она бежит наверх, я иду за ней до лестницы.
— Я еще не сказала «да»! — кричу я вслед. По дороге обратно на кухню вижу, что Робби стоит у двери в гостиную и разглядывает стену. — Что такое, сынок?
— Да вот думаю, что будет в следующий раз? — качает он головой. Робби поворачивается ко мне. И сразу видно — передо мной семнадцатилетний юнец. Куда-то исчезла бравада, напускное равнодушие («подумаешь, ну и что?»), вместо этого нервозность в лице, которую прежде я не замечала. — Ей-богу, не знаю, что я такое натворил, за что мне это?
— Дорогой ты мой, — обнимаю я сына, и он прижимается ко мне, лицом тычется в шею. — Я абсолютно уверена, что это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к твоим поступкам, ни к твоим словам. А еще я уверена, что скоро полиция во всем разберется, это вопрос времени.
Он отстраняется, подходит к дивану:
— А инспектор О’Рейли что говорит?
— Криминалисты работают с отпечатками пальцев. Кстати, завтра надо сходить в участок оставить и наши отпечатки.
— Значит, в сущности, у них ничего нет?
— Ну-у… Инспектор О’Рейли работает, ищет улики… Пока рано говорить что-то определенное.
Робби перегибается через спинку дивана и берет пульт.
— Поскорей бы их нашли. Не дай бог, еще что случится.