Не возжелай мне зла

Сползаю с кровати, выдвигаю ящики тумбочки. В них стандартная информация о гостинице, Библия и телефонная книга Эдинбурга. Листаю страницы, нахожу букву «С», пальцем веду вниз по строчкам… Вот, фамилия Стюарт. Стюартов здесь много, несколько колонок, шестеро носят имя Тревор. Я прекрасно помню, как опус кала в щель почтового ящика письмо, наверняка вспомню название улицы, а может, и номер дома. Читая адреса, вижу, что один из Треворов Стюартов живет как раз на той улице.

Закрываю справочник. Сердце так и бухает. Погоди, это еще ничего не значит. Не исключено, что там какой-то другой Тревор Стюарт… Впрочем, маловероятно… Итак, скорее всего, это он, но есть шанс, что он женился еще раз, у него новая семья, и воспоминание о том далеком времени мучит его лишь по ночам, да и то не всегда, а в зимнюю стужу, когда кругом полный мрак и само небо оплакивает тех, кто давно от нас ушел.

– Мам! – кричит Робби.

– Что? – виновато поднимаю я голову.

– Это папа, – машет он мобильником. – Отвечать?

Ах да, стоило позвонить Филу, рассказать, что случилось накануне, но мне было не до этого, я копалась в собственном прошлом.

– Дай мне трубку, сынок.

Слезаю с кровати, хватаю телефон, успеваю нажать до того, как сигнал прекратится.

– Фил, привет, это я. – Иду в ванную комнату, закрываю за собой дверь. – Как раз собиралась тебе позвонить.

– Зачем? Что-то случилось?

Рассказываю, что мы обнаружили дома, вернувшись с церемонии награждения, стараюсь сообщать только самое главное.

– Почему не позвонила сразу? – раздраженно спрашивает он.

– Было уже поздно. Больше двенадцати. С детьми все в порядке. Я думала…

– А вдруг этот тип вернется?

– Мы сейчас в гостинице…

– А что Робби говорит по поводу этой надписи? Как объясняет?

– Да никак! При чем здесь Робби? Он в жизни никому не делал вреда, ты по…

– А полиция? Какая у них версия?

– Приезжали криминалисты, сняли отпечатки пальцев, я договорилась встретиться у нас с инспектором О’Рейли до…

– Где-где?..

– Может, хватит перебивать? – взрываюсь я. – Я и так пытаюсь все объяснить!

– Надо было сразу сообщить, я бы тогда не злился! – кричит он в ответ.

– Вот именно, – стараюсь говорить ему в тон. – Если не перестанешь задавать дурацкие вопросы, будто я на скамье подсудимых, толку будет мало.

Он молчит. Сижу на краю ванны и упорно жду, не собираясь открывать рот первой. После развода два взрослых человека превращаются в злобных подростков, которым позарез нужно взять над противником верх. В этой игре победителей нет, а я все равно играю, как последняя дура.

– Ну, прости, не буду больше, – слышен наконец его голос, на этот раз гораздо более спокойный. – Просто меня все это возмущает. Честно говоря, не знаю, что делать.

– Мы все не знаем, что делать.

– И за детей беспокоюсь… Волнуюсь, как бы вы там дров не наломали.

У Фила есть одна удивительная способность: он умеет ловко ввернуть несколько нужных слов о своих чувствах. Я только через несколько лет после свадьбы догадалась, что на самом деле все это показное. Нет, он, конечно, и беспокоится, и волнуется, но за этим кроется нечто другое, в чем он ни за что не признается. Он прекрасно понимает, как убедить собеседника в своей искренности, мастерски это делает, собеседник тает, а он этим пользуется, чтобы получить свое. Фил будет это отрицать, но я-то наблюдала за ним не один год и теперь подозреваю, что он симулирует искренность, чтобы умаслить меня. Сейчас он наверняка о чем-то попросит.

– Послушай… Дети должны быть у меня только завтра, но, может, ты позволишь, я заберу их прямо сейчас? – говорит он. – Свожу куда-нибудь, выпьем чайку. Подышим воздухом в парке. Сегодня, кажется, будет хороший денек.

Ну вот, я так и думала. Просьба. Как на ладони еще один побочный продукт развода: использование детей в качестве поощрения или наказания. Я много раз наблюдала, как этот трюк проделывают мои знакомые или пациенты – запрещают, например, своим бывшим встречаться с детьми, если те в чем-то провинились.

Но я в такие игры не играю.

– Сейчас спрошу у них, – говорю. – Подожди минутку.

Оставляю мобильник в ванной, возвращаюсь в спальню. Фильм заканчивается, подносы с едой похожи на поле битвы. Бенсон лежит, уткнувшись носом в край подноса, и ждет разрешения расправиться с последней корочкой жареного хлебца.

– Папа предлагает сводить вас куда-нибудь выпить чаю и развеяться, покормить уток, выгулять Бенсона.

– Ура! – кричит Робби. – Я так и хотел провести субботу.

– Но мы ведь только что поели, – мрачно отзывается Лорен.

– Сначала погуляйте, – говорю я. – А поедите потом.

– А завтра что, тоже идти к нему? – спрашивает дочь, внимательно разглядывая ногти.

– Не знаю, – отвечаю я, садясь на кровать. – Но он очень хочет вас видеть. Беспокоится о случившемся.

– И Эрика будет с нами? – Лорен находит заусенец и впивается в него зубами.

– Думаю, да, – отвечаю я, беря ее за руку. – А что в этом плохого?