Не возжелай мне зла

– Минимум месяца три. Я помню, когда за ним приехала «скорая», землю покрывал иней.

– Поместили в психушку на принудительное лечение, по закону, – говорит он. – Совсем крыша поехала… Бедняга. – Пожимает плечами, отчего колышется его огромный живот. – И ведь еще совсем не старый.

– Опасно было оставлять его без присмотра, – подхватывает Маргарет. – Пил много. Все соседи вам скажут, все видели, он буквально каждый день то из винного магазина тащится, то из паба, чуть не ночью, еле на ногах стоит, а бывало, и в канаву свалится.

– Все по Сэнди своей убивается, – вставляет муж. – Любит ее без памяти.

– Опухоль в мозгу у нее обнаружили, подумать только, – продолжает Маргарет, словно отвечает на вопрос, задавать который мне нет нужды. – Страшная смерть, что ни говори.

– А я надеялся, вы агент по недвижимости, – сообщает муж. – Дом-то продавать надо. – Он с опаской смотрит по сторонам, потом доверительно наклоняется поближе. – Послушайте, доктор, может, хоть вы там поговорите с кем надо, растолкуете, что Тревор все равно уже не вернется, а дом надо скорей продать, пока совсем не развалился. Сами видите.

– Хорошо. – Я демонстративно смотрю на часы. – Господи! Надо скорей бежать. Опаздываю. – Улыбаюсь обоим. – Спасибо вам за помощь.

– Так не забудьте поговорить там про дом, доктор! – кричит мне в спину мужчина, и я машу рукой в ответ.

Пока не влезла в машину, чувствую на спине их взгляды. Интересный получился разговор, есть о чем подумать, только мне это мало что дает. Похоже, после смерти Сэнди жизнь Тревора пошла под откос. Они очень любили друг друга, такое теперь редко встречается, я это знаю не понаслышке. Я и тогда заметила, но все же надеялась, что он снова женится и нарожает детей.

А если бы Сэнди еще несколько месяцев оставалась жива, сложилось бы у него все иначе? Кабы не моя несчастная ошибка, она прожила бы еще полгода, возможно, даже год. Потом все равно болезнь взяла бы свое, Сэнди умирала бы долго и мучительно, а уж я-то знаю, каково приходится в таких случаях и страдальцу, и его родственникам. Ее организм угасал бы постепенно. Она потеряла бы способность глотать. Могла бы ослепнуть. Почти наверняка развилась бы эпилепсия. Наблюдать все это мистеру Стюарту было бы крайне тяжело, а ведь пришлось бы еще ухаживать за новорожденным.

Не исключено, что он так и так бы запил. Впрочем, всякое бывает, чего гадать.

А теперь он лежит в Королевской клинике Эдинбурга, а это епархия Фила. Королевская клиника – это городская психиатрическая лечебница, она всего в пяти минутах ходьбы от моего дома. Первоначально его, скорее всего, отправили на принудительное лечение, но оно длится всего две недели, и если показаний к продлению нет, пациента могут перевести на стационарный режим, а это значит, ему разрешается днем выйти за покупками, погулять, подышать свежим воздухом… А заодно подмешать наркотик в напиток Робби. И наведаться в мой дом.

Но оба события произошли вечером, а в это время больной должен находиться в клинике.

«Но ведь существует еще и ночной пропуск», – напоминаю я себе.

Еду домой, мысли скачут по кругу, от возможности к вероятности и обратно, и я прихожу к заключению, что надо обязательно сходить в клинику, навестить Тревора Стюарта. Не удалось повидаться с ним много лет назад, наверстаю упущенное сейчас.

Останавливаю машину у дома и вижу, что одновременно со мной подъезжает Фил. Мы здороваемся, я вручаю детям новые ключи. Они идут в дом, я остаюсь с Филом и Эрикой, которая на этот раз выходит из машины. Молча стоят передо мной, прижавшись друг к дружке. Потом Фил, для начала взглянув на Эрику, открывает рот:

– Послушай, Лив, может, позволишь детям пожить немного у нас?

– С какой стати? – удивляюсь я и делаю шаг назад.

– Так безопасней. Квартира надежная, оборудована сигнализацией. Мы по очереди будем забирать детей из школы, а дома они всегда будут с кем-нибудь из нас.

– Здесь тоже безопасно. Я сменила все замки.

– Лорен еще совсем маленькая, ее нельзя оставлять одну.

– Лорен никогда не остается одна. Если меня с Робби нет дома, она уходит к Эмбер.

– И ты считаешь, это нормально?

– Знаешь что, Фил, – знакомое раздражение жжет мне грудь, – мы, кажется, договорились об условиях опеки и подписали соглашение.

– Ну да. Но у меня есть некоторые соображения на этот счет… Я хочу пересмотреть наше соглашение. Мы с Эрикой желали бы переоформить опеку на равных условиях.

– Ах вот как! Ну а я, к вашему сожалению, не желаю его пересматривать, и, кстати, дети тоже.

– Но ведь обстоятельства изменились. – Он наклоняется ближе. – Оливия, если Робби угрожает опасность, ему требуется дополнительная защита.

– Полиция во всем разберется. И это не значит, что дети должны жить не со мной.

– А тебе не кажется, что это с твоей стороны просто… – Он беспокойно оглядывает садик в поисках подходящего слова. – Упрямство?

– Упрямство?