Не возжелай мне зла

На следующий день прием идет четко по часам. Прошу коллегу, но не Лейлу, с ней мириться еще рано, в случае чего подменить меня на время женской консультации. До Ливингстона добираться не больше сорока минут, но на кольцевой частенько бывают пробки, и я выезжаю пораньше. По дороге продумываю, какие вопросы обычно задают родители: про учебный процесс, про экзамены, про условия занятий, про отношения среди учащихся, бывают ли конфликты, как на это реагируют педагоги, как в заведении заботятся о здоровье детей и так далее, – и когда сворачиваю с трассы, в голове уже готов полный список. До академии еще мили три по дороге, обсаженной каштанами, с обеих сторон стелются обработанные поля. Школа располагается в нескольких разбросанных как попало зданиях самых разных архитектурных стилей. Следуя указателю, направляюсь к самому старому из них, квадратному строению Викторианской эпохи, когда-то великолепному, но теперь несколько обветшалому, идеально симметричному, если не считать поздней пристройки сбоку – безобразной, с плоской крышей, торчащей, как карбункул на изящной ножке.

Ставлю машину на стоянке для гостей, через парадную дверь попадаю на небольшое стеклянное крыльцо, окруженное цветущими и благоухающими на солнце гардениями и бегониями. Дверь в школу из сплошного стекла, через нее хорошо виден вестибюль с изгибающейся лестницей и четырьмя дверьми по углам. Парадный вход оборудован вахтой, над которой замечаю камеру видеонаблюдения, все это резко контрастирует с интерьером, выполненным, скорее, в стиле середины двадцатого века, тогда как на дворе двадцать первый.

Нажимаю кнопку звонка и жду. Сердце бухает, словно хочет выскочить из грудной клетки, я очень беспокоюсь, что кто-нибудь из персонала меня узнает. Эдинбург совсем рядом, а присуждение премии «Женщина города» широко освещалось в «Курьере». Может, стоило представиться чужим именем, но тогда меня легко уличили бы во лжи, а пока я просто интересуюсь, не подойдет ли эта школа для Лорен. Ничего предосудительного я не делаю, если не говорить о том, что сотрудники школы потратят на меня драгоценное время. И законов не нарушаю.

Одна из четырех дверей открывается, из нее выходит девушка. Высокая блондинка не старше Лорен. Отпирает парадную дверь и улыбается.

– Здравствуйте, – говорю я. – У меня назначена встреча с вашим директором, мисс Бейкер.

– Входите. – Блондинка придерживает дверь, впуская меня. – Вам нужно отметиться у секретаря, миссис Твиди. Она вас ждет.

Иду вслед за ней по вестибюлю. Девочка будто нарочно слегка подпрыгивает при ходьбе, и конский хвостик сзади тоже скачет в такт ее шагам. Откуда-то неподалеку доносятся мелодичные звуки фортепьяно, но, как только мы входим в приемную к миссис Твиди, исчезают. В глаза бросается большая клетка в углу, а в ней два спаниеля, которые немедленно поднимаются на задние лапы и начинают лаять, отчаянно виляя хвостами.

– Мальчики! – кричит миссис Твиди, и они сразу умолкают. Она протягивает мне руку. – Вы, должно быть, миссис Сомерс. Добро пожаловать к нам в академию. Мисс Бейкер сейчас вас примет.

Миссис Твиди смотрит мне через плечо, где все еще стоит, прячась в тени, впустившая меня девочка.

– Ты можешь идти, Порция.

– Спасибо тебе, Порция, – благодарю и я.

Она отвечает отрепетированной улыбкой и вприпрыжку удаляется вверх по лестнице.

– Эти девицы обожают всякие сплетни, – говорит миссис Твиди. – Вся школа уже знает, что мисс Бейкер в данную минуту беседует с одним важным лицом. Из Лондона. – Последние два слова она произносит почти шепотом. – Мы очень надеемся, что двух наших старших девочек пригласят на пробы, для них есть роль в одном сериале. В каком именно, сказать не могу. Секрет. – Она выдерживает многозначительную паузу. – Могу только сообщить, что речь там идет об одной шотландской семье, которая оказывается на улице… В общем, двух наших девочек хотят посмотреть и послушать. – С блаженным видом она вздыхает и опускается в кресло. – Нам здесь скучать не приходится, миссис Сомерс.

– Охотно верю.

Наклоняюсь к собачкам, пытаюсь погладить их через прутья, а миссис Твиди тем временем рассказывает об истории школы, о ее выдающихся выпускниках, блиставших на телеэкране, в театре или прославившихся в области музыки. Звучит впечатляюще, и если бы у Лорен действительно был интерес к сценическому искусству, я при задумалась бы, не отдать ли ее сюда.

Два раза открывается дверь, выходят девочки с какими-то исписанными бумажками, и вот наконец выходит сама директорша. Она представляется, и мы идем с ней в гостиную. По виду ей уже за сорок, короткая, круглая стрижка темно-рыжих волос, лебединая шея. Осанка и стать бывшей балерины, движения на зависть легкие и свободные.

– Прошу вас, миссис Сомерс, – показывает она рукой на диванчик, обитый плотной тканью с узором из розочек. – Расскажите о вашей дочери.

Сажусь и пару минут рассказываю про Лорен, ничего не сочиняю, лишь слегка преувеличиваю ее любовь к музыке и актерству. Покончив с этим, задаю вопросы до тех пор, пока не появляется миссис Твиди с чаем и печеньем. Живот у меня начинает ворчать. Вспоминаю, что еще не обедала, и беру парочку печенюшек. Мисс Бейкер спину держит прямо, нога закинута на ногу, в руке чашка с черным чаем, мы продолжаем беседу, теперь уже, собственно, о ее карьере: Лондонский Королевский балет, потом преподавание в Глазго. Ломаю голову, как повернуть разговор к тому, что меня интересует, а меня интересуют учащиеся старших групп, в частности Кирсти Стюарт, но не задавать же такие вопросы в лоб… Так и не достигнув цели, послушно записываю в блокнот имена и телефоны учителей танцев в Эдинбурге.

– Может быть, вашу дочь больше интересует музыкальный театр? Но для поступления в нашу школу умение танцевать, разумеется, обязательное условие. Я понимаю, некоторые девочки считают, что самодисциплина, необходимая для овладения балетным искусством, груз слишком тяжелый, особенно после тринадцати, когда ими начинают интересоваться мальчики.

Где-то далеко звенит звонок.

– Ах, извините. – Мисс Бейкер встает. – Начинается урок, меня ждет класс. Но я попросила двух старших учениц провести вас по школе, показать что и как. Мне кажется, это наилучший способ ощутить атмосферу нашего заведения. – Она улыбается, и на правой щеке появляется ямочка. – К тому же они не станут скромничать перед вами, в отличие от меня. Так что, не сомневаюсь, вы узнаете все наши секреты.

– Прекрасно, – улыбаюсь я в ответ.

Действительно прекрасно, так мне гораздо легче узнать все необходимое про Кирсти, но, с другой стороны, я опасаюсь случайно столкнуться с Тесс, поскольку есть шанс, пусть и слабый, что она уже вышла на занятия. Если увидит меня здесь, неизвестно, как к этому отнесется, а я не хочу выдумывать очередную ложь. Не дай бог, выпроводят меня под белы ручки за то, что проникла сюда обманом.

Девочек, которых попросили провести меня по школе, зовут Бекка и Ариель. Обеим по пятнадцать, они заканчивают третий курс. Живые, симпатичные мордашки, болтают без перерыва. Они ведут меня в музыкальный блок, показывают театр («такой акустики, как у нас, нет ни в одной школе по всей Шотландии»), бассейн, игровые площадки («не смотрите, что мы такие худенькие, у нас тут все отличные спортсмены»), потом заходим в столовую.

– Вы не думайте, кормят нас здесь неплохо, – говорит Ариель, отбрасывая назад идеально подстриженные волосы. – Мама беспокоилась насчет питания, считала, что в интернатах кормят однообразно, да так, что и есть не захочешь, но здесь готовят вполне ничего.

Не прошу расшифровывать, что значит «вполне ничего», передо мной стоит четкая задача, я должна ее решить теперь или никогда. Нет времени на пустяки, я не прощу себе, если эта поездка пройдет впустую.

– Меня интересуют старшие группы, чем вы занимаетесь, как проходят занятия. Расскажите, пожалуйста.

– Пойдемте в комнату отдыха, – говорит Бекка. – Там фотогалерея, мы все и расскажем.

Звучит многообещающе, я иду за ними в комнату отдыха, большое помещение, где особенно строгого порядка не наблюдается. Несколько довольно потертых диванов, по полу разбросаны разнокалиберные коврики. В углу стоит столик, на нем чайник и тостер, рядом холодильник.

– Конечно, это не отель «Риц», – говорит Ариель.

– Зато довольно уютно, – отвечаю я. – А сколько здесь фотографий!

Одна стена целиком увешана фотографиями и газетными вырезками, и девочки подводят меня к ней.

– Интересно, тут есть Кирсти Стюарт? – спрашиваю я. – Недавно я видела ее выступление в театре «Лицеум», мне очень понравилось.

Школьницы переглядываются. К сожалению, мне не очень понятно почему, но чувствую, здесь что-то есть, но что?

– Вот ее фотография, – говорит Бекка.

Наклоняюсь к стене, гляжу на фото. Девочка в платье елизаветинской эпохи, с фижмами, и в парике стоит на сцене. Снято с большого расстояния, лица не разобрать.

– А вот еще. – Ариель тычет пальцем в другое фото.

На этот раз современная пьеса. На ней джинсы, рубаха в клетку. Смотрит в сторону от камеры, но в линии подбородка что-то знакомое, и в позе тоже. Впервые в голове мелькает мысль, что я ее где-то видела, и мне становится страшно. Но где? На улице возле дома? Вдруг она следила за нами, провожала меня до работы или детей до школы?

– Может сыграть все, что угодно, – говорит Ариель скорее язвительно, чем восхищенно.

– Хоть шекспировскую Офелию, хоть миллеровскую Кэтрин, – добавляет Бекка.

– Кажется, вы не очень-то ее любите, – закидываю я удочку.

Они снова обмениваются многозначительными взглядами.

– Она ужасная хулиганка, – говорит Бекка.

– У нас учится, на курс старше, одна девочка, ее зовут Тесс. И вот… – Ариель умолкает, качает головой. – То есть поймите меня правильно, тут, конечно, ничего такого, но только Тесс от нее всегда достается.

– Ариель, – предостерегающе вступает Бекка.

– Да так и есть! Правда, я не знаю, что она делает в нашей школе. Совсем не старается, по актерскому мастерству и по музыке у нее одни пары.

– Потому что она хочет стать гримером.

Бекка шагает дальше вдоль стены славы.

– А вот Келли Маклеод, – говорит она, указывая на еще одну фотографию. – Что-нибудь слышали про нее?

– Нет, пожалуй, – отвечаю я, а сама думаю про Тесс.

Меня нисколько не удивляет, что Кирсти ее задирает, у этой девочки действительно какой-то затравленный вид. Но главное для меня не это. Я отчетливо вижу связь между Тесс и Кирсти.

– Келли счастливая, уже не учится, – сообщает Ариель. – Уехала в Лос-Анджелес и в прошлом году сыграла в трех пилотных сериях для кабельного телевидения.

– До восемнадцати лет мало кто уходит отсюда, – замечает Бекка.

– А это Фрэнсис Скутер, – продолжает Ариель. – В школе ей предложили переменить имя, и она взяла новое, Эйми Фокс. Ей дали роль в радиопостановке. Кстати, как зовут вашу дочь?

– Лорен Сомерс.

– Звучит отлично, – одобряет Ариель. – Вообще, очень важно, как звучит твое имя. Вот смотрите, разве кто-нибудь стал бы всерьез воспринимать Мерил Стрип, если бы она выступала под именем, например, Кайли Сидкап? Или Бриттни Раск?

– Думаю, нет, – смеюсь я.

– Хороши привычные имена с какой-нибудь неожиданной черточкой, как, например, не просто Эмили, а Эмилия, не просто Элли, а Элисса, – поясняет Бекка.

– А это Кэрри Лофтус. – Ариель указывает на фото. – Обычное человеческое имя, но опять же фамилия дурацкая, так?

– Кто знал, что у вас за кулисами такие сложности, – говорю я, твердо намереваясь повернуть разговор в нужную мне сторону. – Значит, Кирсти не понадобилось менять имя?

– Фамилия у нее, конечно, не очень, но имя вполне ничего, приятное, – подхватывает Ариель.

Я киваю.

– Имя-то, может, приятное, а сама она… Про нее такого не скажешь, – добавляет Бекка.

– Если честно, тут почти все обрадовались, когда она ушла, потому что всегда забирала себе лучшие роли.

Так… Кажется, начинается.

– Значит, она уже закончила школу? – спрашиваю я.

– В Рождество.

– Учителя считали, что она у нас самая талантливая.

– Жаль только, что такая сучка.

– Вы о ней невысокого мнения. Неудивительно, что все обрадовались, когда она ушла. А сейчас чем она занимается? – Следующую фразу произношу как можно более небрежно, как бы ненароком: – Где она живет, в Эдинбурге?

– Кажется, в Слейтфорде.

– Ну да, напротив «Теско экспресс», в многоквартирном доме, – говорит Бекка. – Я знаю точно, моя мама видела ее там на прошлой неделе.

– Ты мне ничего не сказала, – обижается Ариель.

Они начинают обсуждать, как была одета Кирсти, есть ли у нее агент, правда ли, что она скоро уезжает в Лондон. У мамы Бекки, судя по всему, информации об этом было маловато, ничего нового я не узнаю, но у меня такое чувство, что в своем расследовании я сильно продвинулась. Теперь знаю, где она живет. Надо ли сообщить О’Рейли? Или лучше сначала встретиться с ней лично? Сейчас я почти уверена, что Кирсти имеет прямое отношение к нашему делу. Конечно, бывают в жизни совпадения, даже невероятные совпадения, но уж очень все сходится к тому, что Тесс и Кирсти играют важную роль во всем происходящем вокруг нашей семьи.

Девочки говорят, что им надо идти к чему-то там готовиться, отводят меня обратно к миссис Твиди, которая все сидит за своим столом и перекладывает листки.

– Ну как, вам у нас понравилось? – спрашивает она, бросая пачку бумаг на пол рядом со столом.

– Все было просто чудесно, – отвечаю я. – Получила огромное удовольствие.

– Я рада, что не зря приехали. – С довольной улыбкой она достает из какой-то кривой глиняной посудины ручку. – Давайте я запишу ваши координаты, мы пришлем дополнительную информацию.

– Я бы не прочь получить все прямо сейчас, – говорю я, не особенно желая попасть в список их адресатов.

– Да-да, конечно. Сейчас дам вам проспект и бланк заявления, но мы хотели бы пригласить вас с Лорен на какой-нибудь наш спектакль.

С этим уже не поспоришь, тем более меня и так мучают угрызения совести – в школе потратили на меня столько времени. Беру ручку, листок бумаги, пишу номер телефона и все остальное.

– Простите мое любопытство, – смущается миссис Твиди, – а вы, случайно, не та самая доктор Сомерс, которая на днях получила награду «Женщина города»?

– Да, – улыбаюсь я, продолжая писать.

– У меня мать живет в Эдинбурге, она говорила, что голосовала за вас.

– Очень любезно с ее стороны. Крайне важно, чтобы о нашем центре узнали, тогда появятся деньги, и мы сможем больше творить добрых дел.

Передаю бумагу с ручкой миссис Твиди и вдруг замечаю на шкафу с картотекой стопку альбомов выпускных классов. Мне приходит в голову, что здесь я найду более качественную фотографию Кирсти.

– Вы позволите просмотреть альбомы? – спрашиваю я.

– Конечно, пожалуйста. – Она тянется к стопке. – За двадцать лет вон сколько собралось. Вы какой хотите?

– Дочка просила поискать что-нибудь про Кирсти Стюарт. Месяц назад мы видели ее в «Лицеуме», и нам очень понравилась ее игра.

– О да, Кирсти – талантливая девочка. Дар перевоплощения изумительный. – Миссис Твиди понижает голос – видимо, от восхищения. – Одна из самых одаренных в нашей школе. Когда к нам поступила, была такая крошка, тихая, скромная, а вот на тебе. Нашла себя, как говорится. Ее мать умерла при родах, отец тяжко болен, а из нее вон что получилось, чудесная актриса! Оказывается, вот как бывает! Страдания бедных деток оставляют в душах незаживаемые раны, а это способствует пробуждению таланта. Я понимаю, мы все хотим, чтобы у наших малышей было счастливое детство, а выходит, что для актерских способностей это не всегда полезно. – Берет один из альбомов, остальные кладет обратно. – Вот он. Только что из типографии, снято как раз, когда был выпуск ее группы, выпуск две тысячи двенадцатого года. – Передает мне альбом, и я открываю его на первой странице. – У нее теперь агент в Лондоне. Мы многого от нее ждем. Да-да, она многого добьется.

Заглядываю в оглавление. Так, двадцать четвертая страница, ученицы делятся впечатлениями о времени, проведенном в академии.

– Слух у нее изумительный, способна воспроизвести любое произношение. Да что вы стоите, садитесь, пожалуйста, вот здесь вам будет удобно, доктор Сомерс! – указывает миссис Твиди на стул рядом с собачьей клеткой. – Если вы не против, я быстренько отправлю пару электронных писем, пока не забыла.

Усаживаюсь, оба спаниеля, виляя хвостами, подходят к решетке, хотят, чтобы я их погладила. Опускаю левую руку на прутья, правой открываю двадцать четвертую страницу. Выпускниц фотографировали каждую отдельно, как на паспорт, и на первых двух страницах в алфавитном порядке расположены фотографии девочек с фамилиями от А до Д, потом от Е до К и так далее. Добираюсь до буквы С. Кирсти Стюарт, я узнаю ее сразу. Она снята анфас, взгляд твердый, смотрит прямо в объектив. На губах играет загадочная, как у Моны Лизы, улыбка, волосы собраны в аккуратный конский хвостик.

У меня темнеет в глазах, перехватывает дыхание. Хочется кричать: этого не может быть, не верю! Крепко стискиваю челюсти, закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Веки дрожат, изо всех сил сжимаю их, так что на черном фоне передо мной появляется багровое пятно. Считаю до десяти, снова открываю глаза и гляжу в альбом.

Нет, ничего не изменилось. Девочку на фотографии я прекрасно знаю. Это Эмили Джонс. Да, это Эмили Джонс, подруга Робби. Она приходит к нам в дом. Она ест у нас за столом. Она дружит с Лорен.

Так вот кто этот добрый самаритянин, воскресивший нашего Робби.

Мнимый добрый самаритянин, потому что по фото становится совершенно ясно: Эмили Джонс и Кирсти Стюарт – одно лицо.