Не возжелай мне зла

Я только успеваю кивать, и минут через десять тележка наша полным-полнехонька, лакомств обоим хватит на месяц. Когда рассчитываюсь с кассиршей, дочь заглядывает мне в лицо. Догадываюсь, что прикидывает, можем ли мы все это себе позволить, и, одарив ее уверенной улыбкой, я, как волшебной палочкой, взмахиваю кредитной картой.

Дело, увы, в том, что полгода назад Лорен случайно подслушала разговор. Тогда мы с Филом продали наш общий дом и делили вырученную сумму. Свою долю он решил потратить на покупку жилья вместе с Эрикой, а я взяла ипотечный кредит и купила для нас с детьми дом, гораздо меньше, конечно, но вполне удобный для работы и учебы. Хотя зарабатываю я прилично, с выплатой по кредиту и расходами на переезд и обстановку от получки у меня почти ничего не оставалось. И как-то Фил попенял мне, мол, перестала покупать детям натуральную, экологически чистую еду, а я без обиняков объяснила ему, в чем причина. Этот разговор и подслушала Лорен, и с тех пор всегда беспокоилась насчет денег.

Мы собираемся сесть в машину, и она хватает меня за руку.

— Прости меня, мамочка, я иногда с тобой бываю… Прям стерва.

— Поняла наконец.

— А это не такое уж неприличное слово? — Она смотрит на меня сквозь белокурую челку. — Ну, не такое, как то… Или слово на букву «х» или «п»?

— Не хватало, чтоб ты их употребляла, да еще при мне.

— Да-да, конечно, мамочка… — Она сует в рот конфету. — А сама-то… Я вот слышала однажды, как ты сказала слово на букву «х».

— Наверно, очень на кого-то разозлилась. — (Она закатывает глаза.) — Ну да, скорее всего! — повторяю я.

— А я? Могу ведь и я на кого-нибудь разозлиться?

— Не думаю, что юным девушкам брань к лицу.

— Фу-ты ну-ты, какие мы аристократы! — Лорен жеста ми изображает даму из общества. — Прямо Джейн Остин.

Мы от души смеемся, и хорошее настроение не покидает нас, пока машина не останавливается возле больницы.

— Вот мелочь, сбегай, заплати за стоянку, — говорю я.

Она смотрит на деньги, но не берет.

— А как он там? У него все на месте, как было?

— У Робби, что ли? Конечно!

— А как от него пахнет? Очень странно? — Она вылезает из машины. — А у него будут провалы в памяти?

— Ммм… — Я делаю вид, что думаю. — Похоже, тут ты профукала свой шанс. А ведь была отличная возможность занять его спальню.

Иду к автомату и одну за другой опускаю в щель монеты.

— Ты хочешь сказать, что я могла остаться дома, переставить вещи и он бы ничего не заметил?

— Кстати, неплохая идея.

Я протягиваю ей ключи и билет, и она вприпрыжку бежит к машине.

— И он получил бы этот пенал на отшибе…

— Твоя комната, Лорен, мало похожа на пенал!

— …а я бы заняла его мансарду.

— Зимой в ней холодновато.

— Меня бы Бенсон согревал. Думаешь, уже поздно? Считаешь, он мог бы со мной поменяться?

— А ты сама его спроси. — Я протягиваю ей руку. — Пошли. Двери вон там.

Она берет меня за руку, старается шагать в ногу. Не дойдя до здания нескольких футов, вдруг крепко сжимает мои пальцы. Лорен и Робби много времени провели в больницах, поджидая своих родителей. И даже после развода Фил брал детей на работу, если выпадало дежурство в выходной или был срочный вызов. Всякое случается: пациент покалечит себя в приступе буйного помешательства или начнет галлюцинировать — все это бывает нередко, и тогда прощай выходные. Робби обычно сидел в кабинете Фила и листал комиксы или играл в настольные игры, но Лорен впитывала в себя больничную суету, как губка, и много успела повидать страданий и боли. Как я ни упрашивала Фила не брать ее с собой, он неизменно отвечал, что для нее это прекрасный жизненный опыт. Что люди избегают психически больных лишь потому, что не знают и не понимают, что с ними происходит на самом деле. Что травма возникает от недостатка информации. Каюсь, я не всегда твердо стояла на своем, и вот Лорен насмотрелась — все эти страсти-мордасти не привели ни к чему хорошему. Теперь она боится больниц.

— Ни за что не стану врачом или даже медсестрой. Этот запах, голые люди, крики… — Ее передергивает.

— Не волнуйся, доченька. Здесь не так, как у твоего папы. Все будет нормально. Вот увидишь.

Входим в приемный покой, и я облегченно вздыхаю: по сравнению с прошлой ночью здесь все по-другому. Никакой толпы, никакой очереди, тишь да гладь. В уголке двое детишек, вид у них, конечно, усталый, но выглядят вполне прилично, играют в игрушки, а мама сидит на стуле, прижав к груди сверток из одеяльца, откуда доносится негромкое хныканье. Сообщаю регистраторше, что пришла забрать Робби, она молча указывает на двойные двери. Проходя по коридору, вижу за открытой дверью кабинета Дуга Уокера: он сидит за столом.

— Вы все еще здесь?

— Да вот разбираюсь с историями болезни. — Доктор Уокер встает. Униформа измята и забрызгана кровью. — Правительство никак не удосужится облегчить нам бумажную работу. — Он снимает очки и трет переносицу. — А ты, наверное, Лорен? — (Лорен молча кивает.) — Твой братишка много про тебя рассказывал. Хочешь поскорей увидеться с ним? — Он выходит из-за стола.

— А это можно, мам? — вопросительно смотрит на меня Лорен.