Читаем Не время для человечности полностью

Разумеется, моя комната совершенно не менялась, только иногда прибавлялось вещей, которые временно не использовались и перекочевали сюда из других частей дома. Вот тебе и старый телик из зала, вот тебе и доска для глажки белья, вот стремянка – хотя ума не приложу, зачем отец перетащил ее из гаража сюда. Пыли было не так уж и много, мама бы не смогла выдержать ощущения, что одна из комнат запыляется, угрожая чистоте остального дома. Прибавилось цветов на подоконнике – вот, например, этот, белый цветок с тонким изящным стеблем и удивительными лепестками, напоминающими птичьи перья. Вот и все, наверное. Все те же постеры на стенах, все та же шведская стенка, на которой я в последний раз занимался лет шесть назад, все те же старые журналы и модели космолетов на полках шкафов. Да, это место выглядело, как законсервированное в банке детство – остановившееся, замершее, покинутое. Я немного повернул один из горшков, чтобы длинные ниспадающий листья не мешали, и сел на пол, прислонившись спиной к батарее. Сейчас она, разумеется, была холодной, но тут и не в тепле дело.

Я предложил сходить вечером на движ шестерым, с тем расчетом, что как минимум половина по разным причинам откажется, или вообще не успеет прочитать сообщение. В общем-то, так и оказалось. Л.П. отказалась еще в офисе, Курт и Эйч сегодня еще даже не были в сети, хотя дело уже шло к вечеру, я звонил Вик, но она так и не взяла трубку. Зато Фай отписала пару часов назад, что тема крутая, и она пойдет, а потом как бы невзначай спросила, не звал ли я Лекса. С трудом удержавшись от того, чтобы ее подколоть, я сказал, что да, звал. И действительно, Лекс мне ответил еще днем. Он сказал, что как раз собирался где-нибудь угореть сегодня, и уже думал насчет Трикотажа. Трикотаж, также известный как улица Трикотажная, был одним из самых шумных питейных мест города. Эта длинная улица с несколькими прилегающими к ней переулками, небольшими площадями и подворьями начиналась в Верхнем городе и изгибалась вокруг здания одного из концертных холлов, чтобы закончиться образующим тупик зданием пивоваренного завода в восточной, “кирпично-брусчатой” части центра. На самом деле это был не совсем тупик – за пивоварней был выход на бетонную набережную, откуда можно было попасть на мост, пересекающий реку, к входу в центральный парк – если идти по набережной налево, и к одному из офисных кварталов – если идти по набережной направо, по обратной стороне Трикотажа. Эта улица была, наверное, одной из самых посещаемых в городе – особенно по пятницам и субботам. Но идея с бесплатными билетами на “Затмение” Лексу понравилась больше. Сейчас, после короткого обмена воспоминаниями о прошлой общей тусе на кольце, Лекс словно бы ненароком уточнил, не приходила ли мне идея позвать Фай. Уже не сдерживая насмешек, я успокоил его, что да, Фай тоже в теме, и она спрашивала то же самое о нем. Приободренный Лекс заявил, что пошел собираться. Оставался еще один билет, и я подумал, что просто отдам его кому-нибудь на входе – не продавать же то, что тебе досталось даром.

Отложив телефон, я прикрыл глаза и замер, пытаясь понять, о чем я только что мельком подумал, когда переписывался с Лексом, отложив мысль на пару секунд – и вот ее уже нет. Меня преследовало навязчивое ощущение, что я что-то забыл, причем я замечал это сегодня уже несколько раз. Как будто забыл что-то бытовое, но супер-важное, вроде включенного утюга или незапертой входной двери. Или оно было просто похоже на бытовое по ощущениям, а связано было с чем-то другим? Память наотрез отказывалась нащупать эту мысль. Входная дверь звякнула – это отец вернулся с работы. Я медленно прокручивал в голове все, что должен был сделать сегодня, проверил рюкзак – но ни единой идеи не появилось. Все было сделано, куплено, отправлено и так далее. Возможно, это было как-то связано с Минс, о которой мы недавно говорили, и мозг связал это с конвертом? Но ведь конверт я выкинул, да и мысли об отправителе этих писем уже какое-то время не вызывали хаоса в голове, не будоражили чувства, не наводили ни на какие жалящие воспоминания и образы. Так что она тут была не при делах. А что же было?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне